Троицу он отмечал в Пуатье, где до него дошли слухи, что отряды Ричарда заняли Сент. Он поспешил на юг с войском преданных ему пуатевинцев и прибыл в Сент так неожиданно, что гарнизон, который он застал врасплох, покинул свои места на стенах и башнях и укрылся в главной церкви города. Генрих выманил их оттуда и захватил в плен шестьдесят рыцарей и четыреста лучников. Посадив в Аквитании своих людей, он вернулся на север
[280].
На Иванов день Генрих II назначил совет своих нормандских епископов и баронов, который должен был состояться в Бонвиле-сюр-Ток. Тем временем король Людовик VII в районе Пасхи провел совет, на котором граф Филипп и дал свою клятву завоевать Англию для молодого Генриха. Впервые французам и фламандцам удалось договориться о совместных действиях. Некоторые французские дворяне, и среди них граф Теобальд Блуаский, поклялись сопровождать графа Филиппа в Англию, а другие дали обещание в это же самое время атаковать Нормандию, захватить столько замков, сколько сумеют, опустошить земли и осадить Руан, если это потребуется
[281]. У Генриха II среди французских дворян были платные шпионы, которые сообщили ему об этих планах. Поэтому после своего приезда в Нормандию и до начала совета он проверял, достаточно ли припасов в замках, стоящих на границе с Францией, и в надежных ли они руках.
Тем временем юстициарии Англии слали ему гонца за гонцом, чтобы сообщить об ужасных делах, творящихся в его островном королевстве. Но, видя, что Генрих II не реагирует, они отправили к нему Ричарда Илчестерского, избранного епископом Винчестерским, которому король безоговорочно доверял. 24 июня Ричард нашел его в Бонвиле, на совете епископов и баронов.
Нормандцы, разумеется, обратили внимание на непрерывный поток гонцов из Англии. Когда приехал Ричард, они сказали: «Поскольку англичане прислали так много гонцов, а теперь еще и этого, то чем они еще могут убедить короля вернуться? Разве что пришлют сюда лондонский Тауэр?»
[282]
Узнав о том, что происходит в Англии, Генрих II воскликнул: «Святой Томас, защити мою страну! Клянусь тебе, что я один виноват в том, в чем обвиняют других!»
[283]
Тем не менее Генрих II продолжал совещаться со своими нормандскими баронами, давая им инструкции, как оборонять границу. Очевидно, новости из Англии не особо его встревожили. Наконец, около 6 июля он узнал, что его старший сын и граф Фландрский уже собрали с Гравелине армию и флот и ждут только благоприятного ветра, чтобы отплыть в Англию. Тогда он начал действовать очень быстро.
Он не решился оставить в Нормандии своих пленников, опасаясь, что их освободит король Людовик VII или они сами сбегут с помощью предателей-нормандцев. Он отослал графа Честера, графа и графиню Лейстерских и других в Барфлёр, приказав не снимать с них цепей и отправить на корабле в Англию. Он взял с собой малолетнего Джона, единственного оставшегося верным ему сына, дочь Джоан, королеву Элеонору, которую везли под строгим присмотром, королеву Маргариту, жену молодого Генриха, и трех принцесс, помолвленных с его сыновьями: Алису Французскую, Констанцию Бретонскую и Алису Морьенскую. С этими членами своей семьи и пленниками утром в понедельник, 8 июля 1174 года, он отплыл из Барфлёра, а его брабантское войско вышло в море из порта Уистрехам. В сторону Нормандии дул тот же самый сильный ветер, из-за которого молодой Генрих и граф Филипп отложили свое отплытие, но король, к ужасу матросов и еще большему ужасу своей свиты, приказал поднять паруса.
Вечером того же дня Генрих II высадился в Портсмуте. Первым делом он позаботился, чтобы все его пленники оказались под надежной охраной. Элеонору отвезли в замок Солсбери, где ее заточили в башню. Маргарита и другие девочки попали в Девайзес. Графа Лейстера и некоторых других узников в цепях отвезли в Порчестер, а менее опасных пленников оставили в Винчестере.
Генрих неоднократно заявлял, что он не виновен в убийстве святого Томаса, и много раз клялся в этом, но совесть его была нечиста. Она напоминала ему, что он обрек на смерть человека, который в самые счастливые дни его жизни был его лучшим другом и самым надежным помощником. Чудеса, случавшиеся в Кентербери, умерили его гордыню и убедили в том, что в борьбе с архиепископом правда была не на его стороне и что Бог даровал Бекету судьбу мученика, чтобы показать, кем на самом деле был «этот предатель Томас», как называл его король. И он был уверен, что несчастья, обрушившиеся на него: бунт сыновей, мятежи баронов и нападение врагов со всех сторон – были посланы ему Богом в наказание за убийство Томаса.
Утром в пятницу, 12 июля, он выехал из Саутгемптона в Кентербери, питаясь только хлебом и водой и облачившись в грубое шерстяное платье паломника. У церкви Святого Дунстана, стоявшей за городскими стенами, он спешился и пешком пошел к собору, оставляя кровавый след на острых камнях дороги. Войдя в усыпальницу, он, раскинув руки, распростерся на полу перед могилой мученика. Пока он лежал так, епископ Гилберт Лондонский, обращаясь от его лица к огромной толпе, собравшейся посмотреть на это представление, заявил, что «он не приказывал убивать архиепископа, не хотел его смерти и не искал способа убить его. Убийцы просто придрались к неосторожно брошенным им словам, и он просит, чтобы епископы, присутствующие здесь, отпустили ему этот грех»
[284].
Одна толпа священников сопровождала его в собор, а другая – встретила внутри. Епископы отпустили королю его грех. Генрих сбросил плащ пилигрима и улегся голым на пол перед могилой Томаса. Епископы, аббаты и все монахи Церкви Христовой прошли мимо него, и каждый дал ему три удара бичом, а иные и пять: «Весь день и всю ночь он лежал, молясь, перед могилой святого мученика; он не пил и не выходил даже по естественной надобности. Как он лег, так и лежал, не позволяя никому подсунуть под него ковер или что-нибудь другое»
[285]. На рассвете следующего дня, в субботу 13 июля, король прослушал мессу у гробницы святого Томаса, а потом, не переставая поститься, уехал в Лондон.
Ночью в среду, 17 июля:
Король склонился на руку и задремал,
Слуга ему легонько растирал ступни;
Молчало все, ни шепота, ни крика,
Ни звука арфы иль виолы в этот час.
Но вот гонец тихонько стукнул в дверь.
И кастелян спросил: «Кто там стучится?»
«Посланец я, открой скорее дверь»…
Услышав голоса, король проснулся.
Кричат у двери: «Открывай скорей!»
Вошел гонец, он был из благородных.
Приветствовав монарха, он сказал:
«О, сир, Господь, на небе сущий,
Спас и тебя, и всех твоих друзей!»
«Брайан, – сказал король, – поведай
Нам весть твою скорее. Что случилось?»
«О, сир, – гонец ответил, – я скажу.
Твои бароны, что на Севере живут,
Отличные бойцы! Так вот же, слушай:
Мой господин, Раннульф Гленвильский,
Приветствие и дружбу шлет тебе.
А госпожа, которую ты знаешь,
Любовь свою велела передать.
Он посылает слово утешенья:
Король Шотландский и его бароны
Захвачены в бою».
«Спасибо тебе, Господи! – Король
Воскликнул. – Всем святым спасибо!
И Томасу святому, что погиб
Как мученик, я воздаю хвалу!»
Гонец ушел в гостиницу; еды
И пива вдоволь получил он.
Король же был так весел и так счастлив,
Что разбудить всех рыцарей велел:
«Вставайте, сони! Выспались уже!
Скажу вам новость, от которой вы
Запляшете: король Шотландский схвачен!
Клянусь вам Богом – истинная правда!
Пришла та весть, когда я лег в постель»
[286].
Король Вильям, добравшись до Олнвика, решил, что спасся от погони, и отослал большую часть своего войска грабить окрестности. Сам он с небольшим отрядом рыцарей остался под стенами осажденного Олнвика. Йоркширское войско, собранное Одинелом Амфрамвилем, форсированным маршем подошло к Прадхо и обнаружило, что шотландцы ушли на север. Рыцари на конях ехали впереди пехоты, горя желанием сразиться с захватчиками, и от долгого пути сильно утомились.
