Отец кое-чем ему помог. Он убедил старшего сына отправиться в Пуату вместе с Ричардом и помочь ему подавить мятеж. Это могло, хотя бы на время, занять молодого Генриха делом, но Ричарду от брата не было никакой помощи. 19 апреля молодой король с женой вышли на корабле из Саутгемптона, а Ричард отплыл отдельно от них. Высадившись в Барфлёре, Генрих и Маргарита поспешили во Францию, к королю Людовику. Ричард, привыкший полагаться только на самого себя, уехал в Пуату, собрал войско и двинулся в Лимож, где виконт Эймар держал знамя восстания. Первым делом Ричард захватил замок Эймара в Эксе, расположенный в нескольких милях от Лиможа, и взял в плен сорок рыцарей. Потом он осадил Лимож. Через несколько дней город со всеми своими укреплениями перешел в руки принца. В конце июня, подавив мятеж, Ричард вернулся в Пуатье.
После этого к нему присоединился старший брат, и Ричард собрал совет пуатевинских баронов. Они посоветовали ему выступить против виконта Вулгрена, сына графа Ангулемского и главного зачинщика мятежа. Генрих, Ричард и его пуатевинцы осадили замок Вулгрена в Шатонеф-сюр-Шарант и через две недели взяли его.
Не успела начаться война, как молодой Генрих покинул брата и вернулся в Пуатье. Пока Ричард воевал в Ангумуа, Генрих разъезжал по окрестностям Пуатье с многочисленными французскими и нормандскими рыцарями, которые сражались на его стороне во время его бунта против отца. Вскоре вокруг него собралась такая сомнительная компания, что его вице-канцлер, Адам Черчдаун, сильно встревожился, опасаясь, что молодой господин готовит новый мятеж. Адам написал об этом королю, предупредив его об опасности, однако его письмо было перехвачено и доставлено молодому Генриху.
«Уведите его, – велел молодой король, – разденьте догола, свяжите за спиной руки и проведите по улицам города, избивая бичом, громко крича, что он предал меня, чтобы это стало известно всем. А потом отвезите его в Нормандию, в каждом городе прогоните голым по улицам, избивая бичом, и посадите в тюрьму в Аржантане»
[316].
Этим летом, до или после поездки в Пуату, нам неизвестно, молодой Генрих пристрастился к турнирам. Автор «Деяний Генриха» пишет, что в апреле, сразу же после прибытия на континент, молодой король посетил Людовика VII, и больше не упоминает о нем до конца июня, когда он приехал к Ричарду. Биограф Вильяма Маршала, которому трудно доверять, поскольку он описывал события, случившиеся за пятьдесят лет до этого, утверждает, что Генрих со своей свитой, в которую входил и Вильям Маршал, высадился во Фландрии и встретился с графом Филиппом
[317]. Филипп тепло приветствовал своего кузена и былого союзника и пригласил его на большой турнир. Молодой Генрих, освободившийся от опеки отца, который щедро снабдил его богатым платьем и лошадьми, ответил, что, если бы у него были доспехи и боевые кони, он с радостью поучаствовал бы в турнире. Граф Филипп, славившийся своей щедростью, снабдил его всем необходимым, и Генрих отправился на ристалище.
С того дня он просто заболел турнирами. Собрав группу молодых людей, разделявших его страсть (быть может, это были те самые рыцари, которых он набрал в Пуатье), он переезжал с места на место, участвуя во всех турнирах, которые там проводились: «Молодой король, добрый, красивый и любезный… возродил традиции рыцарства, которые к тому времени уже почти вымерли… Он вернул миру радость и смех»
[318].
Турниры XII века не были похожи на те прекрасные и романтичные представления, какими они предстают в книгах. Они мало отличались от настоящих сражений, разве что тем, что проводились в том месте и в то время, которое было заранее назначено. В оговоренное время бои прекращались и их участники предавались пирам, хвастовству и хождению в гости, а те, кому не повезло, чинили доспехи и лечили раны. В конце турнира главари каждой партии собирались на совет и присуждали победу лучшему бойцу. Только это и отличало турнирные бои от настоящих сражений. Рыцари сражались боевым оружием, но серьезные ранения случались весьма редко, поскольку кольчуги надежно защищали их тело. Некоторые выводили на ристалище отряды пехотинцев, вооруженных пиками, которые наносили друг другу увечья. Рыцари не стеснялись набрасываться на одиночного противника всей сворой, если видели, что могут отрезать его от своих. Биограф Вильяма Маршала рассказывает, восхищаясь находчивостью своего хозяина, как Вильям, увидев, что какой-то рыцарь, проезжая мимо гостиницы, упал с коня и сломал себе ногу, бросился к беззащитному воину, затащил его в дом и сказал своим друзьям: «Вот кто оплатит все ваши долги»
[319].
Сначала молодой Генрих и его отряд все время проигрывали в сражениях, но Филипп научил его, что надо делать. Граф Фландрский, славившийся своим рыцарским поведением, во время боя пристраивался со своим отрядом где-нибудь сбоку и, дождавшись, когда его товарищи измотают противника, бросался в гущу сражения и брал рыцарей в плен направо и налево
[320].
Помимо возбуждения и радости боя, а также удовлетворения от участия в самом опасном спортивном состязании тех лет, самые умелые получали еще и богатые призы. Целью турнира, как и в настоящем бою, было захватить в плен как можно больше рыцарей противника и получить за них выкуп. Благодаря этому опытные бойцы вроде Вильяма Маршала не только обеспечивали себе безбедную жизнь, но и сколачивали небольшое состояние. Зато неопытные бойцы, каким был молодой Генрих, выводившие на ристалище до сотни рыцарей, нередко теряли огромные суммы.
В Англии турниры появились только в правление Ричарда Львиное Сердце. После завоевания страны нормандцами скопление больших масс вооруженных рыцарей в одном месте создавало угрозу мятежа, поэтому предшественники Генриха и он сам таких забав не устраивали. Зато в Нормандии и Франции турниры процветали. В Аквитании их место заняли серьезные и почти непрекращавшиеся стычки между различными феодалами, а также между мятежными феодалами и войсками герцога.
Ричард был полон решимости искоренить эти стычки. Он был еще молод – в ту пору ему не исполнилось и девятнадцати, – но он усмирял своих баронов с суровым упорством, которое так резко контрастировало с легкомысленной безответственностью, присущей его старшему брату. Позже у Ричарда проснулась страстная любовь к поэзии и музыке, но в юности, если верить составителям хроник, которые упоминали о нем весьма редко, он был серьезным парнем высокого роста, длинноногим, красивым, золотоволосым и голубоглазым. Ричард без устали наносил удары по мятежным баронам юга, пока они, наконец, не признали его власть и не стали его уважать.
