– Вы любите пирожные? Здесь делают замечательные профитроли.
– Я не знаю. Я не ела пирожных очень давно.
– Почему? Кажется, дела ваши в полном порядке.
– От дел моих на сладкое не тянет.
– На что же тянет?
– На водку. И побольше. Чтобы забыть.
Михаил рассмеялся. Было видно, что умение Тани держаться произвело на него впечатление. Смеясь, он продолжал внимательно ее изучать.
– Вот уж не поверю, что вы пили когда-то водку!
– Пила. С моими подругами на Молдаванке, – кивнула Таня.
– А сейчас?
– Сейчас – нет.
– Вы не похожи на жительницу Молдаванки, – Михаил все так же внимательно продолжал разглядывать Таню.
– Тем не менее, я жила там.
– Вы знаете, кто я такой? – спросил он.
– Об этом знает почти весь город.
– Это преувеличение. Не весь. А вот кто ты? – Михаил перестал улыбаться.
Таня молча пожала плечами. Что она могла сказать?
– Ты та самая знаменитая Таня, которая послала ко мне Корня, – ответил он.
– Знаменит Мишка Японец. Я – нет, – не согласилась Таня.
– Не скажи. За хипишницу, которая с успехом бомбит на Дерибасовской, говорит целый город! Ты тоже успела прославиться. Обделала грандиозный шухер! – засмеялся Японец.
Заметив, как исказилось ее лицо, он сделал паузу, затем продолжил.
– Тебе не нравится, чем ты занимаешься, или как?
– Конечно, нет. Как может нравится такое? Я делала так, потому, что у меня не было выхода, – призналась Таня.
– А за сейчас?
– И сейчас – нет.
– Ты не из нашего мира. – медленно произнес Мишка. – Это видно сразу. Это просто бросается в глаза. Но ты теперь часть нашего мира, и это тоже за факт. Ты очень красивая, но красивая, как кактус. И вот как раз это понимает не каждый. Под манерами колючки.
– Ты ведь сумел понять, – пожала плечами Таня.
– Молодец! Так и продолжай за дальше. Никому ничего не спускай с рук. Если я говорю тебе «ты», можешь отвечать мне тем же. Хотя это не позволено почти никому. До меня дошли слухи, что ты училась в гимназии. Это правда?
– Правда, – кивнула Таня.
– Кто же твои родители?
– У меня их нет.
– Это как? – удивился Японец.
– Меня воспитала бабушка. Правду о своем происхождении я не знаю. В шутку она как-то сказала, что я ребенок моря. Но я не поняла, что она имела в виду. Когда-нибудь я собираюсь узнать правду. Но не сейчас.
– И ты знаешь бедную жизнь.
– Очень бедную, на Молдаванке. Однажды закончилась гимназия, и красивые платья, и уважительное отношение благородных кавалеров. И я оказалась там.
– Скажи, твоя бабушка тяжело больна? – похоже, Мишку действительно интересовало все, что Таня говорит.
– Очень тяжело. Ей нужны лекарства и уход. Чтобы достать денег, я… Работы не было. И я сделала… так.
– Но девушки на Молдаванке зарабатывают по-другому.
– Я – не такая, как все, – сказала Таня твердо и посмотрела Мишке прямо в глаза.
– За это я уже заметил. Скажи, что ты хочешь от меня?
– Мне нужны гарантии, что я могу работать дальше и что меня не тронут люди Щеголя.
– Это сложно. Дерибасовская – территория Щеголя, – уклончиво ответил Японец.
– Но ведь всё меняется, правда? И очень скоро Дерибасовская будет твоя. Я знаю, что это так. Ты будешь Король, – Таня взглянула на него.
– Ты мыслишь широко, это мне нравится. И у тебя честный, открытый взгляд. Такой взгляд не предаст. Правду говорят, что ты женщина Геки?
– Гека – мой лучший друг. Я никогда его не предам и, если потребуется, отдам за него жизнь.
– Ты так сильно его любишь? – улыбнулся Мишка.
– Я сказала: Гека – мой друг, – повторила Таня твердо. – Иногда это бывает намного важнее и сильнее любви.
– Ты говоришь не так, как обычно говорят женщины, – задумчиво произнес Япончик. – Видно, что ты многое пережила. Ты очень ценишь своих друзей?
– У меня их мало.
– Что ж, тогда можешь считать меня одним из них. Можешь спокойно работать и дальше. Тебя никто не тронет. Я сказал.
– Спасибо. Я тебя не подведу.
– Но работа хипишницы для тебя за мелко. Ты оказалась совсем другой, не такой, какой я тебя представлял. Улица – не твой уровень. Нужно придумать что-нибудь ещё.
В этот момент им подали пирожные, и Таня принялась есть их с такой элегантностью, что у ее собеседника округлились глаза.
– Сразу видно, что ты получила благородное воспитание. Нет, улица тебе не подходит, – уверенно произнес Мишка.
– Я не понимаю. Что ты предлагаешь? – оторвалась Таня от пирожных.
– Пока не знаю… – Япончик помолчал. – Я буду думать. Сейчас у меня много дел. Но я не выпущу тебя из виду. Буду думать, использовать твои способности. Да, и можешь звать меня Мишей.
– Хорошо… Миша.
– Кстати, сильно не высовывайся. Тобой уже заинтересовались фараоны. Им капнули Щеголь с Косым. Так что три дня на Дерибасовской не появляйся – мне проблемы не нужны. Нырни в прорубь. Скажи, а ты действительно все это сама придумала? – не удержался Япончик от вопроса.
– Сама, – пожала плечами Таня.
– Артистка! Самая настоящая артистка. Похоже, в тебе пропадает талант, – засмеялся Мишка.
Таня тоже рассмеялась. Она вдруг почувствовала удивительную легкость, как будто тяжелая гора разом свалилась с ее плеч.
Глава 13
Письмо из дома. Философия старого сыскаря Полипина. Полиция интересуется хипишницей с Дерибасовской. Володя встречает Таню
Володя Сосновский скомкал письмо в руке и невидящими глазами уставился в одну точку. Отчаяние, страх, боль захватили его, завертели над бездной. А в душе вырастал крик из детства, который раздается всегда, когда рушится мир, – детское, полузабытое, нежное, идущее из самого сердца, из глубины, спасительно-защитное «Мамочка! Мама…»
Вечером, вернувшись из полицейского участка позже обычного, Володя не сразу обернулся на окрик швейцара, отворявшего ему дверь. «Вам письмо, барин» – и он протянул Сосновскому белый прямоугольник конверта. Разглядев обратный адрес (письмо было из дома, от отца), Володя нащупал в кармане мелочь, отблагодарил швейцара и быстро прошел через двор, в свой флигель.
Вихрь радости, светлых, приятных чувств охватывал Володю каждый раз, когда он получал письмо от родных. Раньше, особенно живя в Петербурге, долгое время под одной крышей с ними, Володя почему-то думал, что не любит и не понимает свою семью, что они совершенно чужие, даже посторонние люди.
