– Я остаюсь с тобой, – кивнул Володя, – будем ловить Людоеда вместе.
– Ты серьезно? – удивился Полипин. – Я думал, ты сделаешь ноги вместе со своим дядюшкой.
– Нет. И не подумаю. Кроме того, он меня не приглашал. Я даже не слышал о его отъезде. Так что пошел он к черту! Давай лучше о наших делах. Что ты сказал, Сало замочили?
– Точно. Грохнули. За бабу.
– Любовная история?
– Какая там любовь у этого зверья! Тут дело в одной хипишнице с Дерибасовской, которая сейчас наводит шухер на весь город. Хорошо бы ее, кстати, взять. Так вот: на девку эту пожаловался Салу Щеголь и попросил ее прижать к ногтю. Но оказалось, это не так просто сделать, потому что удачливую девку в свою банду живо захапал Японец, не желающий упустить прибыль, которую приносит такая стерва. Ну, Сало и полез на разборку, не зная, с кем имеет дело. Напоролся на людей Японца и получил пулю в голову. Вот так.
– Японец… Такой же кровожадный, как Сало!
– Упаси боже! Сало – это так, издержки производства. Не тот фасон. Просто тут иначе было нельзя. Японец мокрых дел не терпит. Он старается обходиться без мокрого. Уже объединил под собой все банды с Молдаванки, и они провозгласили его единственным настоящим королем. Простой народ за его обожает. Называют ласково и нежно – Мишка Япончик. Он не обижает простых людей. И хотя на его счету пока не так уж много громких дел, он быстро и уверенно идет в гору. Шоб мы так жили, как он не прибедняется!
– А хипишница? Что за девка?
– Да с Молдаванки. Говорят, работает со своим полюбовником. Она жертву обдуривает, а любовник такой хипиш устраивает, что жертва сама все бабки отдает.
– Есть приметы?
– В том-то и дело, что нет. Гримируется, собака. Из артисток, наверное. Сколько их таких развелось в городе, но эта – опаснее всех. И никто толком описать не может. Даже кликухи у нее нет. Темная лошадка. За таких вот, темных, и жди в первую очередь беды. Недаром Японец взял ее под свое покровительство. Чует, гад. Не хочешь вечером заглянуть в архив, девок всяких там посмотреть? Может, в картотеке за след отыщется?
– Я вечером иду на литературный вечер, – покачал Володя головой.
– Понял, стихи! Ладно. Занимайся пока своими стихами. Все равно она от нас никуда не уйдет.
Зимние сумерки наступали рано, быстро превращаясь в густую темноту. Возвращаясь из полицейского участка (ради литературного вечера Полипин разрешил ему уйти пораньше), Володя думал о том, как жестока и прихотлива судьба. Как повернулась к нему жизнь, каким страшным своим боком! Его родовой дом в родном Санкт-Петербурге уничтожен. Он, потомок славного и древнего рода Сосновских, вынужден ловить какую-то жалкую проститутку, какое-то уродливое ничтожество, называющееся дурацким и непонятным словом «хипишница», – воровку, обманывающую мужчин. Занятие само по себе отвратительное – как и то существо (не женщина, не человек, а именно существо), которое он рано или поздно поймает.
Внезапно Володя, оторвавшись от своих мыслей, обратил внимание на двух явно криминальных типов, которые с какой-то вполне определенной целью шли перед ним. Некоторое время проработав в уголовной полиции, Володя получил определенный профессиональный опыт и уже отлично умел отличать обычных людей от бандитов, уголовников и прочих членов криминального сообщества. Жизнь вне закона накладывала на них свой определенный отпечаток, сразу же видный любому полицейскому, привыкшему иметь дело с подобной шушерой. И вот два типа, которые шли перед ним, как раз и были такими бандитами, и принадлежность их к бандитскому дну Володе была видна невооруженным глазом.
А вскоре Володя увидел и жертву, которую они пасли, которую так старательно преследовали. А увидев, похолодел. Впереди шла девушка – очаровательная, элегантная девушка в нежно-сиреневом костюме, отороченном мехом. Она была из благородных – ошибиться в этом Володя не мог.
Изящная походка, элегантный наклон головы – все выдавало дочь благородных родителей, впитавшую в себя манеры с молоком матери. Девушка несла тяжелый черный саквояж и большую шляпную коробку. Через локоть был перекинут маленький, шитый фиолетовым бисером ридикюль.
За ней шла ее горничная – молодая, светловолосая, в простом пальто, с обыкновенной внешностью девушки из предместья. Она несла несколько шляпных картонок, одна на другой, и большую сумку через плечо. Именно за этими двумя девушками и шли бандиты, дожидаясь, по всей видимости, удобного случая для нападения.
Володя похолодел. Ограбления в те дни стали нормой жизни. Грабили утром, среди бела дня, в темноте. Он вдруг вспомнил толстую купчиху, которую ограбили сегодня днем на Ришельевской, вспомнил, как, безвольно распялив слюнявый рот, купчиха выла на весь полицейский участок, вспоминая вырванную из рук сумку. Зрелище было отталкивающим и жалким одновременно. И купчиха, и все в полицейском участке знали, что грабителей не найдут. А потому купчиха выла на жизнь, как воют на луну дошедшие до предела тоски, загнанные волки, и в этом животном вое скользила какая-то жуткая покорность судьбе. Володя не хотел этого для девушки.
Он вдруг подумал, что отдал бы все на свете, чтобы защитить эту хрупкую и такую красивую девушку от жестокости жизни. И от этого зверья, которое неуклонно следует за ней.
Девушка между тем обернулась. Взгляд ее, внимательный и огненный одновременно, скользнул по преследующим ее бандитам, затем остановился на Володе, и на лице ее появился страх. Было видно, что она поняла угрожавшую ей опасность. Девушка ускорила шаг и что-то шепнула горничной, которая с тревогой тоже стала оглядываться назад.
Это был только один, очень короткий миг, но взгляд ее глаз вдруг попал Володе прямиком в душу и устроил там пожар, чего он попросту не ожидал. Володя не понимал, что происходит. Он был буквально сражен наповал. И, бросившись вперед, решительно подошел к девушке.
– Мадемуазель! Подождите, мадемуазель!
Девушка остановилась и повернулась к нему. Тут только он смог увидеть, что совершенно правильно оценил ее внешность – девушка была не просто красивой. Она буквально поражала какой-то необыкновенной, проникающей в самое сердце красотой! Поражали глаза – в них бушевали затаенные, глубинные огоньки пламени, и отсвет этого пламени проникал на поверхность, придавая ее глазам просто фантастическое сияние. Но, тем не менее, лицо ее выражало тревогу и даже страх.
– Что вам угодно? Зачем вы идете за мной?
– Позвольте представиться: сотрудник уголовной полиции Владимир Сосновский. Мадемуазель, вам не страшно ходить в такой час?
– В такой час? Ах, действительно, уже темно. Я просто позабыла о времени. Я переезжаю на новую квартиру и как-то не подумала, что уже поздно.
– Позвольте вас проводить.
– Зачем?
– За вами следуют подозрительные типы. Я боюсь, как бы вас не ограбили. Со мной вы будете в полной безопасности.
– Ах, я не знаю, что вам и сказать… Мы с вами совершенно не знакомы.
