На окраинах Молдаванки, располагавшихся ближе к центру города, сразу же стали открываться многочисленные трактиры, кабачки, дома терпимости и рынки, которые создали славу нового района как необычайно веселого и скандального места. Впрочем, так длилось недолго. Процветая и богатея, контрабандисты со временем переселялись с Молдаванки в другие районы города, а владельцы заведений переносили свой процветающий бизнес поближе к центру.
В 1826 году она окончательно вошла в пределы города, получив официальный статус района Одессы. Границы этого района каждый раз определялись по-разному – иногда они проходили по Балковской улице, иногда – заканчивались на Старопортофранковской. Но сердце Молдаванки – такие улицы, как Мясоедовская, Госпитальная, Запорожская, Сербская, Степовая, Косвенная, Малороссийская, – оставалось неизменным. Это сердце билось в своем особом ритме – часто совсем не в унисон с общим сердцем большого портового города.
Как уже упоминалось, примерно в середине XIX века по Молдаванке прошла железная дорога и были построены важные железнодорожные станции, что послужило толчком не только для развития промышленности и торговли, но и влило в знаменитый район так называемую «новую кровь». По железной дороге в город устремились толпы сельских батраков, которые покидали села в поисках лучшей городской доли. Оказавшись в пределах Молдаванки, они часто оставались там, постепенно превращая прежде процветающий район в место проживания городской бедноты.
Одесса переживала промышленный рост, и Молдаванку тут же окружили многочисленными артелями, заводами и фабриками, на которые и устраивались работать новоприбывшие в город из сельской местности. Так здесь возникла еще одна, рабочая, прослойка, которая стала со временем довольно многочисленной. В районе стало тесно.
Большая скученность населения привела к тому, что существующие дворы и дома стали достраиваться самым невероятным образом. Появились многочисленные пристройки, веранды, чердаки, разрастающиеся вширь и вглубь. К домам пристраивали хибарки из картона и фанеры, коридоры расширялись деревянными верандами, к каменным этажам пристраивали дополнительные этажи из досок и кирпичей. Всё это были жилища бедняков – узкие, бедные домики невероятной конфигурации, черные от копоти, громоздящиеся в переулках и дворах, утопающие в непролазной грязи.
Застройка Молдаванки никогда не контролировалась городскими властями. В этом районе попросту не существовало единого плана застройки. И такое хаотичное возведение строений привело к тому, что Молдаванка превратилась в самый настоящий лабиринт дворов. И ориентироваться в этом лабиринте не мог никто, кроме местных жителей.
Очень скоро к местным беднякам на Молдаванке добавились еще одни обитатели, которые сразу и прочно вписались в историю города и с тех пор всегда существовали рядом, бок о бок с местными жителями. Это были знаменитые одесские коты. Они быстро заполнили лабиринты улиц Молдаванки и сразу же стали королями каждого дворика и дома, чувствуя себя там воистину по-королевски. Щедрые хозяйки в любое время дня и ночи подкармливали всем чем угодно пушистых обитателей, навсегда воцарившихся в облюбованных местах.
Люди и коты не мыслили своего существования друг без друга, и часто в самой убогой хибарке или комнате жил кот (или даже несколько котов), которых щедро кормили всем двором.
Каждое утро на Молдаванке начиналось с непередаваемых диалогов, несущихся из открытых окон. Это было похоже на огромную разноцветную картину, почему-то повешенную вниз головой. Слова неслись отовсюду, и казалось – пестрая радуга встает над Молдаванкой.
– Мойше, а ну беги до кушать! Наче сказывся, шлимазл! Не наматывай язык на мои нервы! Мама хочет кушать, а не слушать!
– Мамаша, не скворчите зубами – юшка простынет!
– Засохни глазом, шоб уши не завяли! Шо за ребенок – не ребенок, а кладь шухеров! Швыдко до мене, мама делает бикицер!..
На первом этаже переговаривались две соседки:
– Ой, Софа, вы таки хозяйка, окна моете, а то уже соседям не видно!
– Фира, замолчи свой рот на уши и не делай мине в голове жопу! Лучше расскажи за Мончика, шо он сказал за того хранцуза?
– А шо Мончик мог сказать за того хранцуза? Это за везде он хранцуз, а в Одессе – еле-еле поц…
Вся жизнь Молдаванки проходила во дворе.
– Сема, где вы пошли? Я за шо спрашиваю? Сема, шо вы вцепились в эту рибу, как монах в первую брачную ночь? Обжирон не повод выставляться! Бедная риба удавилась от ужаса, увидев ваши гнилые зубы!
– Ой, Изя, не хипишите, не то подавитесь! Я таки не заговариваю за ваш склероз! Я бы мог посказать такое… Но эти слова просто не можут выйти из мой рот!
– Сема, ты имеешь миня за полного адиёта? Ви же халамидник, где вы взяли за такую шикарную риба?
– За Привоз цену унизили! Но ты не добежишь, бо ноги отвалятся, як холоймес на шухере!..
Коренные местные жители – потомки населения Молдаванки с самого ее возникновения – не спешили устраиваться на заводы и фабрики, предпочитая зарабатывать на жизнь совершенно другим. И несмотря на то что ремесло их было довольно опасным и очень рискованным, в то же время оно считалось почетным и вполне достойно воспринималось обществом.
А потому Молдаванка стала центром всевозможных мошенников, аферистов и воров, стремящихся заработать себе на жизнь с наибольшей выгодой и меньшими затратами, которые считали, что виселица и тюрьма это что-то вроде издержек опасного производства.
Очень скоро на Молдаванке выросло поколение молодых людей, считавших воровство, грабежи и разбой почетным ремеслом, вполне достойным права на существование. С пеленок навсегда отвергнув от себя страх перед наказанием и тюрьмой, в узких лабиринтах Молдаванки выросло отчаянное поколение головорезов. И даже матери не считали зазорным, если их сын делал, так сказать, карьеру в криминальном мире и благословляли сына-налетчика перед походом в налет или на разбой. В этом существовала суровая социальная справедливость.
Самые сообразительные и храбрые сколачивали банды, которые в центре города занимались налетами и нападали на зазевавшихся состоятельных прохожих, а также проворачивали всевозможные мошенничества и аферы. Единственной бедой была полная разобщенность таких банд. На каждой улице существовала своя банда, а в банде – свой собственный король. И все эти новоявленные короли Молдаванки без устали воевали между собой.
Но если у мужчин был хоть и небольшой, но выбор, то для женщин существовал только единственный путь. И по этому пути шли и городские, и приезжие жительницы сельской местности молодого возраста, до того момента, пока их жизнь не перечеркивал нож случайного бандита или не косила их неизлечимая болезнь.
Этот страшный путь, внешне выглядящий привлекательным и ярким в беспроглядной окружающей тьме, манил всех жительниц Молдаванки, едва они выходили из пеленок. И, как бабочки на огонь, они летели на яркий луч этого пути, даже не замечая того момента, когда привлекательный лучик превращался в адский огонь, заставляя сгорать в нем заживо, умирать в совсем молодом возрасте. Редкие же исключения – перешагнувшие 30-летний рубеж женщины были изуродованы хуже, чем ножами на фабрике. Превратившись в опустившихся, вечно пьяных старух, они занимались скупкой краденого, работали прислугой или доживали свой короткий век в какой-нибудь страшной дыре, к сожалению, так и не став предостережением для остальных.
