Виктор обратил внимание на ступни красавицы, когда вправлял ей ногу. Они были твердые, как камень.
– Да. Кеды – не твоя обувь. Такое впечатление, что ты двадцать лет ходила в сапогах.
Пиакор засмеялась.
– Ты же говорил, что на руках носить не будешь?
– А куда от тебя денешься? Колясок для джунглей еще не придумали.
Пиакор вдруг стала серьезной.
– А вообще, спасибо, Вик…
– Не меня благодари – Явара. Он тебя спас.
Явар плелся позади. Его совсем не радовал этот подвиг. Нет, он, конечно, был счастлив, что Пиакор осталась жива, но ему было стыдно. Он хотел убить Пиакор, но даже не представлял себе, что такое убить человека, а когда увидел ее полумертвой, когда сам боролся за ее жизнь в водоворотах горной реки, понял, как дорога человеческая жизнь. Особенно жизнь человека, которого любишь, пусть и безответно.
Но вот джунгли кончились, и экспедиция вышла на зеленый простор, наступали недолгие сумерки. На большой поляне, вырубленной когда-то человеческими руками, стояло несколько хижин, крытых соломой. В маленьких окошках мерцал свет. «Вечера на хуторе близ Диканьки, – вспомнил Гоголя Виктор, – только черта пока не встретил…»
Сразу у деревни их встретило трое голых мальчишек. Они никогда не видели такого большого белого человека. Стали кричать: «Пангапу! Пангапу!»
– Знакомое слово. Явар, что такое «пангапу»?
– Это в переводе с ток-писин «чужая задница»!
Виктор посмотрел на Пиакор. Так вот как она его назвала, когда забирала из полицейского участка. Девушка смутилась.
– Ну, прости…
– Прощение не исключает отмщения. Иногда! – Виктор нарочито раздул ноздри. Пауза. Виктор и Пиакор не сговариваясь расхохотались, и Явар опять почувствовал себя лишним.
Глава 4
Деревня была уже совсем близко. Из нее высыпали взволнованные папуасы племени асаро… и Виктор, который шел впереди и нес Пиакор на руках, остановился.
– Ешкин кот!..
Метрах в пятидесяти от него стояла толпа папуасов… белого цвета. Три десятка мужчин и женщин нагишом, в венках из листьев и с первобытным пирсингом из очищенных веток в ноздрях. Они стояли как вкопанные и молча наблюдали за незваными гостями. Виктору стало не по себе: «Как зомби из ужастиков».
– Что это с ними? – только и промолвил он.
– Это люди ила – племя асаро.
– А-а-а-а, – с наигранным облегчением произнес Виктор, – ну, у нас на лиманах белые мажутся черной грязью – когда лечатся…
– Они не больные. Это их культура, – не поняла шутки Виктора Пиакор.
– Сейчас проверим! Пойдем знакомиться.
Везет тому, кто сам везет, – Виктор с Пиакор на руках направился к племени. За ним растерянно шел Явар. В толпе папуасов прокатился взволнованный гул. Несколько человек стояло в чудовищных белых масках с большими ушами. «Чебурашка, ты меня слышишь?» – «Гена, посмотри на меня! Конечно, слышу!» – вспомнилось вдруг Виктору. Хотя, признаться, ему было не до шуток. Асаро действительно выглядели устрашающе: низкорослые, «белые» жилистые мужчины племени с красно-желтыми белками глубоко посаженных глаз; голые женщины, также полностью выкрашенные в белый цвет… и дети, дети, дети – большие, маленькие, грудные. «Там, где все горбаты, стройность становится уродством», – саркастично сказал сам себе Виктор.
…Вроде бы и племя как племя, но этот ужасный белый цвет, даже не столько белый, сколько пепельный, – от него просто становилось не по себе.
– Явар, переводи! – Виктор, продолжая держать девушку на руках, оглянулся, и Явар подошел ближе.
– Да, маста Вик, я готов.
– Приветствую вас! Мы пришли с миром!
Папуасы, хлопая глазами, стали переглядываться. Будто спрашивая друг друга: «Что надо этим людям?»
– Маста Вик, они не понимают ток-писин.
Явар повторил приветствие на языке моту, и опять та же реакция. В толпе папуасов послышались голоса:
– Дапари! Дапари!
Через некоторое время откуда-то из глубины этой «белой» человеческой массы вышел низкорослый, тщедушный папуас преклонного возраста, по-видимому – вождь, и с трудом произнес на ток-писин:
– Мы вас не понимаем. Говорите на языке асаро.
Виктор посмотрел на Явара.
– Я не знаю языка асаро, маста Вик.
Но тут в разговор включилась Пиакор и заговорила с вождем на языке, не знакомом ни Виктору, ни Явару. Мужчины переглянулись, и Явар смущенно отвел глаза в сторону. Он все меньше и меньше был похож на проводника, знающего побережье. Пиакор тем временем весело болтала с вождем племени. Тот кивал головой, и глаза его прояснились.
Старик и люди стали показывать Виктору знаками: «Проходи!» и что-то трещать наперебой. Пиакор быстро, как только могла, переводила.
– Их вождь – Дапари. Он говорит, что мы – хорошие люди. И они готовы нас приютить, хоть на всю жизнь. Приглашают выбрать хижины, где мы будем ночевать. Хижин немного, но в каждую готовы взять по одному человеку.
– Хм, – Виктор был удивлен не меньше, чем когда увидел само племя, – какое странное гостеприимство. Почему по одному? В каждую семью по одному человеку для ужина?
– Не болтай глупостей! – рассердилась Пиакор. – Причина многих жизненных ошибок в том, что мы чувствуем там, где нужно думать, и думаем там, где нужно чувствовать.
– А почему они так улыбаются, когда смотрят на тебя? Узнали? По телевизору видели?
Понятно, что ни о каком телевизоре в джунглях не могло быть и речи. Оказывается, свет, который Виктор поначалу принял за горящие окошки, исходил от костров у каждого из жилищ поселка. В хижинах папуасов не было даже дверей, только занавески из свиной кожи…
– Они почему-то считают меня принцессой.
– Тебя? – Виктор засмеялся. – Ну, а впрочем, почему бы и нет? Куда вас отнести, Ваше Высочество? Кто не курит и не пьет – по домам всех развезет.
Итак, наши путешественники добрались до ночлега, и весьма вовремя – буквально сразу после их расселения по хижинам наступила ночь. Впервые за несколько дней не было ни совещаний у костра, ни ужина. После пережитых приключений их интересовал только сон. Виктор разместил Пиакор в хижине по соседству. Надо сказать, земляной пол хижины, пусть даже устланный пальмовой листвой, – не очень хорошая постель в джунглях с их сыростью и насекомыми. Спальный мешок Пиакор унесли потоки горной реки, и Виктор не раздумывая отдал ей свой.
– А как же ты?
Виктор сделал вид, что не услышал вопроса. Сильный человек – это не тот, у которого все хорошо. Это тот, у которого все хорошо несмотря ни на что. Он внимательно рассматривал ногу Пиакор. Ее лодыжка стала еще больше.
