– А-а-а, ты еще здесь, цветной?
Стив повернулся куда-то в сторону небольшого флигеля и щелкнул пальцами. Оттуда, как-будто был готов заранее, выбежал смешной туземец, одетый как европейский лакей, с подносом, полным бумажных денег. Стив посмотрел на остолбеневшего Йова.
– Забирай и проваливай. Расист… Белые ему не нравятся…
Йов, рабски изогнувшись, дрожащими руками собирал деньги с подноса.
– Спасибо, маста Стив, спасибо. Благодарю вас, и, еще раз, простите меня…
Йов понял, что его уже никто не слушает, и исчез так же незаметно, как и появился.
– Вот, Пакко, а ты говоришь, что люди – это овцы… – Стив сделал глоток сока из фужера. – Разве овцам нужны деньги?…
Пакко громко засмеялся, но Стив оставался серьезным, и Пакко осекся, вопросительно посмотрев на партнера. Тот расслабленно откинулся на спинку своего кресла.
– Хорошо, что ты приехал, дружище. – Стив посмотрел куда-то вверх, в череду перистых облаков. – Но вот только зачем?
Пакко явно не ожидал такого вопроса. Он глянул на Стива, тот уже сверлил его своим стальным взглядом.
– Зачем, Пакко? Уж явно не для того, чтобы попить моего чиваса.
– От тебя ничего не скроешь… – «Латинос» виновато улыбнулся.
– Какие-то трудности?
– Нет-нет, с бизнесом все в порядке…
Торговец живым товаром из Северной Америки не первый год работал со Стивом и знал, что с ним лучше быть другом, чем врагом, поэтому никогда не подводил его как партнера. В противном случае можно было утонуть в собственной ванной или съесть на завтрак кесадилью с мышьяком.
– Так что же… – Стив налил партнеру виски, – что у тебя случилось?
Пакко хлебнул свежего виски.
– Мне нужно вывести из страны крупную сумму… Оффшор.
Стив глубоко вздохнул, открыл шкатулку из красного коралла и достал кубинскую сигару, аккуратно откусив кончик щипцами.
– Сколько?
– Двадцать миллионов долларов.
Стив тянул паузу по максимуму. Он сосредоточенно вертел сигару в руке, затем щелкнул дорогущим, еще дедовским, «Ронсоном» и подкурил, старательно раскуривая туго скрученные листья высокосортного табака.
– Комиссионные, как положено, – Пакко продолжил речь суетливо, словно оправдываясь, – десять процентов…
– Верю, верю.
Подумав еще немного, американец открыл свой блокнот и стал что-то быстро писать. Затем вырвал лист, на котором каллиграфическим почерком было написано несколько многозначных чисел.
– Вот, на эти счета можешь смело отправлять. Где получать… потом скажу.
Пакко был готов плясать.
– Спасибо, спасибо… – торговец ловко свернул бумажку и спрятал ее в свой дорогой портсигар.
Вы замечали, что, когда люди заходят в море, у них на миг такое детское выражение… Вот у Пакко промелькнуло такое же.
– Я как приеду, сразу…
– А зачем тебе уезжать?
– То есть как?
Пакко был в легком замешательстве. Он смотрел на Стива, который улыбался ему американской улыбкой в тридцать два зуба.
– У тебя какие-то дела в Мехико?
– Собственно…
– Позвони своим управляющим, пусть переведут на эти счета двадцать два миллиона. Двадцать – тебе, два – мне. А пока погостишь у меня. На рыбалку съездим – на черного марлина, – в гольф поиграем.
– Но, Стив… – Пакко покрылся испариной, – спасибо, конечно, но… но я не думал…
– Счастье никогда не бывает полным, когда его переживаешь, полным его делают воспоминания. В общем, остаешься. Заодно дождешься товара, чтобы проверить его лично, – заявил Стив тоном, не терпящим возражений. – Я даже по такому поводу себе виски налью.
Пакко понял, что обратной дороги у него уже нет, и сдался на милость победителя.
– Счастье – это отсутствие несчастья, – не то с иронией, не то с завистью ответил Пакко. Отсутствие свободы начинается с зависимости от чужой глупости, вообще от всего тебе чужого. Чуждого. Пакко Гонсалесу захотелось сделать как в мультфильмах: собрать в тряпочку всякие пожитки, повесить на палочку, палочку – на плечо и медленно уйти в закат. Но он протянул фужер, и партнеры чокнулись за успех своего предприятия.
…Уже третьи сутки Явар метался в бреду и разговаривал то с дядей, то с братом, то с женой брата… Острый приступ малярии сразил его неожиданно и в самый неподходящий момент. Это спасло жизнь Виктору. Лавров же носился с ним как с ребенком. Он хорошо знал, что такое малярия – бич всех жарких стран. Головная боль, высокая температура, рвота, расстройство желудка, в тяжелых формах сопровождается галлюцинациями. Ежегодно в мире от малярии умирает до трех миллионов человек. После этой болезни печень уже никогда не будет здоровой и уже никогда не станешь донором крови. Слава Богу, Виктор избежал этой беды, но неоднократно сталкивался с ней и в Индии, и в Африке. Поэтому, отправляясь в любую страну, он всегда брал с собой необходимые средства.
Все это время Виктор ловил себя на мысли, что ему никогда не приходилось работать прачкой, поваром, сиделкой и сторожем одновременно, но Явара нужно было спасать, и это было серьезно. До деревни было миль тридцать, и нести Явара на руках обратно было не под силу даже такому крепкому парню, как Лавров. Обезвоживание организма требовало обязательного пополнения жидкостью, и вода, взятая в Ина-Лясанга, быстро кончилась. Виктору пришлось мастерить кровать для проводника на дереве. Крупных хищников на острове, конечно, нет, однако кто его знает, а так все-таки безопаснее. Тем более что приходилось отлучаться за водой. Таблетки и вода, вода и таблетки, а на ночь – отвар из трав, для укрепления желудка.
Наконец, на четвертый день, Явар в первый раз сознательно позавтракал сам. Полдня он приходил в себя и набирался сил.
Вечером, сидя у костра, уже осмысливая, что происходит вокруг, Явар боялся, что опять в горячем воздухе над огнем увидит Йова. Но кузен не появлялся. Рядом у костра сидел только Виктор и что-то мастерил, насвистывая: «В саду гуляла…»
Как будто почувствовав взгляд Явара, Виктор поднял голову.
– Ну что, ожил, потомок Будды? – сказал он, подмигнув Явару.
Тому стало не по себе. И этого человека он хотел убить!..
– Чего молчишь?… Вот только не говори мне, что еще нужно тебя учить разговаривать после малярии. Логопедом я точно не был.
– Убей меня, маста Вик, – Явар говорил, но был не в силах смотреть в глаза Виктору.
– Что за новости? Вылечил – и сразу убей… Греховным может только тот, кто понимает в благочестии. Собаки ведь не греховны, они так и живут, – у Виктора было благодушное настроение.
– …Я читал в газете, что три четверти папуасов чувствуют себя счастливыми.
