Ведь дружба – это не только обмен подарками или проблемами. Это обмен радостями и умение радоваться радостям другого. Это умение радость выслушать и разделить. Дружба – это разговоры обо всем. От вкуса пива в Порт-Морсби до обсуждения упругости жил животных для хорошего лука. А вот когда тебе диктуют, что делать и о чем говорить, – это не дружба. Это так, болтовня на фоне своей жизни.
Вообще, Виктор и его друзья находились в племени не более трех суток, и пойти на охоту с каннибалами – это было неслыханно, по крайней мере, для самих каннибалов. В племени хули, как и во многих других племенах, пойти на охоту – это приблизительно как у нас пойти в разведку. И, понятное дело, взять с собой чужака, да еще и белого, – это кредит безграничного доверия. Однако так повелел Хоро.
Если ты, любознательный читатель, хоть раз в жизни переезжал в другой город (именно город, с квартирой не то), то ты знаешь это чувство первого утра в нем. Как новое пальто. Оно по-новому сидит и пахнет. Тебе немного в нем неловко, и ты более аккуратен с ним, и тебе кажется, что так будет всегда. Ты просыпаешься и понимаешь, что сегодняшний день будет точно не такой, как вчера, что сегодня будут новыми все люди, все места, все виды…
Виктор постепенно начинал осваивать ток-писин, спрашивая то у Пиакор, то у Явара незатейливые фразы «усеченного» английского языка.
– Явар, а как будет «видеть»? – не останавливаясь и не оглядываясь, спрашивал Лавров.
– Луким…
– Луким, – тихонько повторил Виктор, с легкой одышкой от тяжести шестидесятикилограммового казуара на плечах. – А как будет – «есть»?
– Каикаи, – Явар бросил взгляд на папуасов, мол, смотрите, как белый учится.
Те в ответ только улыбались.
– Каикаи… Значит, нас три дня назад чуть не каикаи? – воскликнул Виктор, глядя на Пиакор.
Девушка только кивнула в ответ, поежившись, будто представив себе эту картину. Виктор продолжал движение.
– А как будет… «улыбаться»?
– Я ухожу!
– Я ухожу… – повторил Виктор, потом вдруг спохватился: – Это как?
– Я ухожу, маста Вик.
Виктор остановился и повернулся к Явару.
– Не понял… Куда?
– Мне пора домой… – Явар потупил взор.
– Что, так сразу? – Пиакор была разочарована, как собака в момент, когда она понимает, что упавшая со стола еда – всего лишь морковь.
– Как сразу? Мы тут уже три дня, и мне пора. Там, в Хуанабаде, дядя… не знаю, что с ним. Брат с семьей. Они не смогут без меня.
Виктор и Пиакор переглянулись.
– Явар, может, не стоит так уходить, – Виктор был настолько обескуражен этим заявлением, что даже не мог сразу подобрать слова, – ты что же это…
– …Маста Вик, вы же сами говорили, что мужчина должен принимать решение один раз. Вот я принял…
– Но как же Йов? Он же не оставит тебя в покое!
Явар не нашелся что ответить.
– Явар, оставайся, – вдруг попросила Пиакор.
Парень колебался. Впервые Пиакор по-настоящему обратила на него внимание и просила остаться.
– Оставайся, парень, – опять включился Виктор, – мы сейчас тут все проблемы решим, а потом вернемся и я тебе помогу разобраться с Йовом. Я тебе обещаю.
Пауза затянулась. Эбума и Зупп, которые не знали английского, стояли и безучастно хлопали глазами. Пиакор, то ли расслабившись, то ли устав, стоя рядом с Виктором, вдруг прижалась щекой к его бицепсу.
– Оставайся, Явар…
Явар посмотрел на девушку. Она действительно любит большого белого.
– Нет! – твердо отрезал парень. – Мне пора. У меня нет возможности делать всем добро, но у меня есть возможность никому не причинять зла…
Явар снял со спины тушку валаби и отдал Пиакор.
– Явар, подожди! – Виктор вдруг сбросил с плеч казуара, сделав это с такой легкостью, как будто это был не лесной гигант, а рождественская индейка.
– Я должен с тобой рассчитаться… – Виктор снял со спины свою дорожную сумку, с которой не расставался.
– Нет, маста Вик! – испугался Явар. – Даже не уговаривайте! Не возьму!
Виктор уже достал из бокового кармана целлофановый пакет с бумажником, где у него лежал неприкосновенный запас денег.
– Держи, Явар, – он протянул проводнику довольно внушительный пресс купюр.
– Не возьму, маста Вик…
– Явар, – перебил Виктор с упреком, – а как же дядя и брат с семьей? Что они есть будут? Если ты не умеешь радоваться заработанному гонорару, то твоя радость будет недолгой, даже если завтра кто-то подарит тебе дом.
Явар понимал, что Виктор прав, и был вынужден взять деньги. Его покушение на Лаврова осталось между ними и уже забылось, но ему все равно было стыдно.
– Спасибо, маста Вик, храни вас Дух!
Пиакор вдруг почему-то стало грустно. Она уже привыкла к этому мальчишке – ершистому, смешному, но такому доброму и отважному. Одна вдруг подошла к нему и поцеловала в щеку.
– Спасибо, Яварчик…
Явар побледнел.
– За что?
– За то, что спас меня.
Парень смутился.
– Не стóит. Тебе спасибо. Прощай… – Явар, опустив глаза, проглотил комок в горле, – …и прости меня.
– За что?! – тут уже пришло время удивиться Пиакор.
– За все…
Явар отвернулся, посмотрел на папуасов, поднял руку, сказав два слова на ток-писин, они ответили ему, и он быстро зашагал в сторону банановой рощи.
– Прости и отпусти, – тяжело перевела дыхание Пиакор. – Странный он какой-то.
– Все, кто любит, странные, – ответил Виктор, глядя вслед уходящему Явару. – Иногда найти пару гораздо проще, чем найти себя.
– Ты о чем? – Пиакор нарочито удивленно посмотрела на журналиста.
– Пи, ты же психолог, журналист… Подумай…
– Я психолог только в чужой жизни, в своей – я просто псих.
Пиакор вдруг перекинула через плечо тушку валаби, которую оставил Явар, и перевела разговор на другую тему.
– Так, ну чего мы стоим! Я уже есть хочу! Пойдем… – и двинулась вперед.
Виктор, иронично хмыкнув, надел свой рюкзак и, взвалив казуара на плечи, посмотрел на Эбуму и Зуппа.
– Вперед, друзья! – сказал он папуасам на ток-писин и пошел догонять Пиакор…
– Послушай, Маклай! – удивленно спросил Зупп Виктора через Пиакор. – Откуда ты так хорошо знаешь джунгли?
Лавров сделал небольшой привал. Он ведь нес тушу казуара один, а до поселения хули было еще идти и идти. На отдыхе Виктор сидел и рассуждал, как лучше добраться обратно, и Пиакор от восторга только покачивала головой и переводила слова Виктора туземцам. Они были поражены знаниями Виктора, так что не выдержал даже молчаливый Зупп.
