— Тогда почему бы вам не пойти в замок и не попросить разрешения его осмотреть? Уверен, что граф с радостью откликнется на вашу просьбу, если вы пишете доклад для Исторического общества, как утверждаете.
— Я уж точно не стану докучать графу или его слугам. Нет-нет.
Джордж молча обогнул стол, надел пальто и натянул шапку на уши.
Пусть у них с графом и возникают противоречия, но это их личное дело. Он не намерен ни с кем обсуждать замок Сомертон, и уж точно не с каким-то незнакомцем-иностранцем.
— Ничем не могу вам помочь, сэр! Удачного дня! — произнес он и вышел с постоялого двора, впустив в душное помещение немного холодного воздуха.
Бородач был взбешен. Он повернулся и швырнул золотой соверен на стойку бара.
Иностранец заказал двойную порцию коньяка и стоял, потягивая его, когда вновь распахнулась дверь и вошел Пардью, который еще до сегодняшнего утра служил в замке дворецким. Он был мрачнее тучи.
— Что-то вы не в духе, мистер Пардью, — обратился к нему хозяин и потянулся за стаканом. — Такое впечатление, что вы потеряли шиллинг, а нашли шесть пенсов. Что случилось?
— Мне указали на дверь, вот что случилось! — рявкнул он. — Это ничтожество, мальчишка, который называет себя графом Сомертоном! Для могущественных лордов и леди голубых кровей вполне приемлемо напиваться до беспамятства, а бедному простому люду, который на них пашет, даже глоточка коньяка сделать нельзя, чтобы согреться. Жаль, что у нас, как во Франции, не бывает революций!
Незнакомец поднял голову и прищурился, доставая еще один соверен из кармана жилета.
— Сэр, я здесь человек не местный, но много знаю о революциях в разных странах. Могу я угостить вас выпивкой и послушать вашу историю? — поинтересовался он.
Хозяин обеспокоенно проследил за тем, как иностранец заказывает две двойных порции коньяка и уводит Пардью в дальний угол бара.
У него возникло странное ощущение: что бы ни затевал этот чужеземец, ничего хорошего от него не жди.
За дверью «Золотого льва» Джордж Редфорд остановился и повыше поднял ворот пальто.
Ветер все еще был ледяным, снег пока не прекратился, и Джордж тяжело брел по тропинке, которую расчистили вокруг постоялого двора, направляясь к конюшне, где оставил своего пони.
Ему пора возвращаться на ферму.
В такую погоду мало что можно там сделать, разве только убедиться, что скотина накормлена, но он будет продолжать усердно трудиться.
Во дворе конюшни юный конюх водил кругами огромного вороного жеребца, чтобы животное не замерзло.
— Отличный у тебя конь, юный Джо, — заметил Джордж, поглаживая животное и восхищаясь блестящей шерстью и изящным изгибом шеи.
Жеребец игриво отпрянул, пожевывая удила во рту, и Джордж подумал, что на нем чертовски сложно было бы скакать верхом.
— Да, это жеребец чужеземца, который только что вошел на постоялый двор, — ответил Джо, не выпуская поводья, потом оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что их никто не видит, достал из кармана полсоверена и показал Джорджу.
— Только взгляни, что он дал мне, чтобы я поводил его коня!
— Повезло тебе, парень!
Джордж посмотрел на коня.
Очень странно.
Седло кажется слишком легким для мужчины. Сделано оно из тонкой бледной кожи, больше подходит для дамы.
Когда Джо опять принялся водить беспокойное животное, Джордж почти автоматически потянулся, чтобы поправить чепрак, который перекрутился под подпругой.
По спине пробежала дрожь.
Чепрак был темно-синего цвета, а в левом уголке был вышит крупный золотой крест.
Джордж ни секунды не сомневался, кому принадлежит этот гордый знак.
Этот конь принадлежит герцогу Харли!
Так какого черта на нем скачет незнакомец, у которого столько денег, что он бросает их на ветер и может заплатить конюху целых десять шиллингов?
Глава шестая
Остаток утра Жасмин провела, гуляя по замку и обследуя холодные комнаты, давно запертые и оставленные в запустении, и другие, в которых слуги, по крайней мере, потрудились сохранить видимость величественности замка.
Не завидовала она работающей здесь Мэри.
Должно быть, очень трудно заставить слуг работать на совесть, когда хозяину дома и имения, по всей видимости, на все наплевать.
К своему изумлению, Жасмин наткнулась на огромный бальный зал, зеркала в котором были завешены белыми простынями и некогда блестящий паркет сейчас был тусклым, нечищеным.
На третьем этаже она обнаружила комнаты, которые когда-то, по всей видимости, служили детскими и школьными классами.
Решетки на окнах и старомодные маленькие картинки с изображением собак, лошадей и игрушечных солдатиков на стенах, без сомнения, останутся у нее в памяти.
Здесь граф провел свое детство.
Она поймала себя на том, что улыбается — на двери даже остались следы от карандаша, с помощью которого каждый год отмечали его рост.
Он сидел за письменным столом с испачканными чернилами пальцами и растрепанными волосами, смотрел через озеро на болота, наверное, мечтая оказаться на улице, покататься на своем пони или побегать по лесу, вскарабкаться на дерево, поплавать — его снедала жажда приключений.
И конечно же, даже в своих самых смелых мечтах граф и представить себе не мог, что, когда замок перейдет к нему, он прикажет его закрыть и здесь будет царить такое запустение.
Казалось, весь замок спит вековым сном, запертый от реального мира.
— Похоже на современную версию «Спящей красавицы», только его светлость на красавицу не похож! Но… — она глубоко вздохнула, — никто не станет отрицать, что он очень красивый мужчина.
Девушка вспомнила взгляд его темно-карих глаз, то, как нетерпеливо он отбрасывает темные волосы, ниспадающие на лоб.
Жасмин была уверена, что он человек с железным характером.
Настоящий лидер.
В его осанке было столько уверенности в себе, что он просто не мог быть другим.
Поэтому его самоустранение из общества наверняка стало весомой потерей.
— Должно быть, он любил свою юную жену до безумия, — размышляла Жасмин, проводя пальцем по запыленной каминной полке. Кажется, ее смерть лишила графа разума.
Она и сама не понимала, почему этот факт настолько ее расстроил.
Захандрившая Жасмин вернулась в спальню, встревоженная, не в состоянии сосредоточится ни на чем. Она не хотела ни читать, ни даже играть на пианино.
У нее в багаже была холщовая сумка с вышивкой, над которой она трудилась, но, достав ее и сделав несколько стежков, она отложила шитье в сторону.