У мальчиков есть свои комнаты в обоих домах. Они могут приносить и уносить, что захотят, у них по две зубные щетки, по два набора носков и всего прочего. Я знаю, кажется излишеством иметь два дома, когда у стольких людей в мире нет ни одного. Но что-либо еще означало бы принятие решения, которое мы не можем принять прямо сейчас. Хотя до некоторой степени я хочу. Мы хотим.
Иногда мы с Шоном проводим ночи порознь. Иногда в одиночестве, иногда с обоими ребятами, иногда только со своим собственным сыном. Я не была уверена, что мне понравится так жить, но мне понравилось. Мне нравится быть с Шоном – и нравится быть только с Майлзом.
Это необычное устройство жизни, но сейчас оно кажется правильным. Мы изо всех сил стараемся, чтобы у двух маленьких мальчиков было самое лучшее детство. Самое лучшее в обстоятельствах, которые они никогда бы не выбрали сами. Мальчикам не пришлось оставлять свой дом, они не потеряли возможность проводить время только со своим родителем.
Психотерапевт очень помог Ники. Хотя малыш грустит, для чего у него есть все основания.
Дорогие мамы, если вы можете поделиться историей или советом, как говорить с детьми о смерти, – пожалуйста, оставьте комментарий к этому посту.
Забросив мальчиков в школу, я везу Шона на электричку. Он вернулся в офис на полный рабочий день, и это прекрасно, особенно для Шона, хотя Ники сначала плакал, когда возвращался домой – а папы нет. Компания пообещала Шону снова отправлять его в командировки, а Шон пообещал мне, что мне не придется часто оставаться одной с Майлзом и Ники.
Когда Шон уезжает, я проверяю дом на предмет мини-саботажа, который мог устроить Ники. Игрушечная пожарная машина заброшена в туалет. Пульт от телевизора – на дне коробки с игрушками.
От мрачных взглядов, которые иногда бросает на меня Ники, кровь стынет в жилах. К тому же у него начались капризы, напоминающие обсессивно-компульсивное расстройство. Он хочет есть только определенными вилками, иначе будет рыдать часами. Или он хочет только редиску. Или домашнюю картошку фри. Ники успевает помучиться от голода, прежде чем согласится съесть что-нибудь другое. Он считает ступеньки вверх до своей комнаты и шаги от входной двери до машины Шона. Его психотерапевт предположил, что пока стоит повременить с лекарствами (Шон спрашивал). Надо, чтобы у Ники сохранялась возможность пройти стадии горевания.
Я рада, что Ники посещает врача, но мы и без специалиста помним, что у бедного мальчика умерла мать. Я трачу свое драгоценное свободное время, ища сайты, на которых учат быть мачехой недавно осиротевшего пятилетки.
Я все время думаю: вот Эмили знала бы, что делать. Но я даже не могу обсудить это с Шоном, боясь причинить ему боль. Шону не обязательно знать о враждебных выходках его сына. Я оберегаю его. Это неправильно?
Вот почему я обращаюсь к вам, дорогие мамы: кто-нибудь из вас попадал в подобную ситуацию? Что вы узнали, что вам помогло? Можете порекомендовать книгу об этом? Буду благодарна за совет в любой форме.
Заранее спасибо, дорогие мамы.
С любовью,
Стефани
21
Стефани
Живя в семье, легко перестаешь замечать какие-то вещи. Прекращаешь обращать внимание. Это один из способов понять, что живешь в семье. Мы многое воспринимаем как само собой разумеющееся. Кто-то называет это толерантностью, или ленью, или отрицанием. Я называю это – пережить день.
Вскоре я привыкла к тому, каким вредным может быть мой (неофициальный) пасынок. Его скверное поведение было направлено в основном против меня. С Майлзом он всегда оставался дружелюбным. Они любили друг друга так же, как раньше. Как братья. Если бы их дружба начала разваливаться, я бы не затягивая привлекла к этому внимание Шона.
Шон наверстывал упущенное на работе и редко бывал дома. Пока он оставил Ники на меня. А когда Шон приезжал, Ники не собирался тратить свое недолгое время с папой на демонстрацию того, как он зол и несчастен.
Иметь дело с его капризами приходилось мне, и я с радостью несла это бремя. Ради Шона, ради Эмили, ради Ники. Но меня не покидало ощущение, что что-то должно случиться, что-то ужасное разнесет в прах спокойствие. Надвигается опасный, непредсказуемый шторм.
* * *
Когда люди заговаривали о собаках и о том, какие они умные, мой брат Крис обычно рассказывал, как он, гостя у приятеля на Юго-Западе, предпринял вылазку в пустыню – со своими собаками. Собаки лаяли, птицы производили звуки, какие положено птицам, дул ветерок, и вдруг ни с того ни с сего все прекратилось. Собаки и птицы замолчали. Даже ветер утих.
Крис взглянул на землю. Меньше, чем в двадцати футах от него, шипела, свернувшись, гремучая змея. Я помню его слова о том, что тишина тоже может предупреждать об опасности, громче, чем сирена.
Я нашла историю убедительной и захватывающей. Крис рассказал ее, когда мы были с Дэвисом. Дэвис взглянул на него с такой ненавистью и презрением, что на долю секунды я поверила, будто Дэвис знает про меня с Крисом.
Все это отступление к тому, что я привыкла к мелким выпадам Ники и никогда не теряла ни симпатии к нему, ни терпения. А когда он прекратил свои акции – вот тогда я испугалась.
* * *
Однажды Ники вернулся из школы лучшим маленьким мальчиком в мире. До этого он едва говорил со мной и отказывался отвечать, когда я спрашивала, что он делал в школе. Но в тот день он спросил меня, как прошел мой день и что я делала.
Ребенок спрашивает взрослую тетю, что она делала сегодня? Так бывает? Я не стала рассказывать ему, как потратила несколько часов, нашаривая в интернете советы, что делать с ним. Ответила, что просто убиралась дома, и это было правдой.
За ужином Ники сказал, что съест все, что я приготовила – даже вегетарианское. Он совершенно не походил на сердитое дитя, сидевшее предо мной еще вчера. О счастье! Время проявило свою целительную силу. Мы понемногу, шажками, на цыпочках выбираемся из тьмы на свет.
И все же… все же… Мне стало неуютно. Что-то было не так. Не знаю, откуда взялось это чувство, но оно было. Мамская интуиция.
Как будто мир погрузился в тишину, и я услышала шипение гремучей змеи.
* * *
Мальчики прятались. Я это знала. Я слышала, как они перешептываются, как злые дети – заговорщики из фильма ужасов.
Чего они не говорили мне? Почему Ники внезапно стал таким задумчивым? Когда они играли, а я входила в комнату, мальчики смотрели на меня так, словно я прервала тайный разговор.
Однажды ночью, когда мальчики остались у меня – Шон задержался на работе допоздна, – Ники прокрался в гостиную и заявил, что не может уснуть. Я не почитаю ему? Я отвела его в гостевую комнату, которую превратила в его спальню. Я читала ему одну книжку за другой, столько, сколько он хотел. Наконец он сказал, что устал, хотя дети редко это говорят. Я выключила свет и подоткнула ему одеяло. Погладила его гладкий, слегка влажный лоб.
