Я просто скажу, что мертвец то и дело показывается в неожиданных и наводящих ужас местах – не как в слэшерах (когда телефонный звонок сделан откуда-то из дома!) или всякой чернухе; это что-то более мрачное и порочное.
Эта история все время поворачивается разными сторонами. Лица людей на поверку оказываются масками. Ничто не обстоит так, как вам кажется.
На этом я остановилась. Концовка меня поразила. Я несколько часов не могла отойти от нее.
Смотрите этот фильм или не смотрите. Выбор за вами, храбрые умные мамы.
Люблю вас всем сердцем – и, как всегда, благодарю.
Стефани
24
Стефани
Я только что – снова – написала в блоге то, чего не было. От этого фильма я чуть с ума не сошла. Даже при том, что он безумно напугал меня, я в глубине души задавалась вопросом: а вдруг кто-то лжет? Нарочно морочит мне голову? Что, если Эмили жива? Что, если Эмили и Шон сговорились провести меня через это? Но зачем? Что я им сделала? Это вгоняло меня в черную тоску.
Я смотрела этот фильм у себя дома – тайком, чувствуя вину, словно смотрю порнуху. Как только он кончился, мне захотелось оказаться дома у Шона. Захотелось услышать от него, что я просто становлюсь параноиком. Мне хотелось поверить ему.
Имело смысл разбудить мальчиков и поехать к Шону. Майлз и Ники снова уснули по дороге.
Стол в столовой Шона был завален бумагами. Шон работал. Мы уложили мальчиков спать. Шон налил мне стаканчик бренди. В камине гудел огонь. На диване было удобно и тепло. Я сказала:
– Если ли возможность того – хотя бы самая малая, – что Эмили может быть жива?
– Нет, – ответил Шон. – Ни единой.
– Майлз видел ее. У Майлза очень хорошее зрение. Он мой сын. Я верю ему.
– Дети все время видят то, чего на самом деле нет, – заметил Шон.
– Только не Майлз. Майлз знает, что есть на самом деле, а чего нет.
Сначала вид у Шона стал раздраженный, потом встревоженный, потом испуганный, потом… Понятия не имею, что он чувствовал. Выражение его лица менялось, как в замедленной съемке. Он поднялся и вышел из комнаты. Долго не возвращался. Я сидела, сбитая с толку и встревоженная. Должна ли я пойти за ним? Забрать Майлза и уехать домой? Подождать?
Я стала ждать. Это было проще всего.
Наконец Шон вернулся. Снова сел на диван, обнял меня и сказал:
– Прости меня, Стефани. Прости.
– За что? – спросила я.
– За то, что не понимал, как тяжело это для тебя. Все это время я думал, что страдаем только мы с Ники. Но тебе тоже больно.
– Мне так ее не хватает! – Я заплакала.
– Нам всем ее не хватает, – сказал Шон и добавил: – Переезжай ко мне. Давай попробуем. Эмили больше нет. Она умерла.
Я заплакала еще горше. У Шона тоже текли слезы.
– Ники хочется, чтобы мама была жива. Хочется сильно, он убедил себя, что она жива. И каким-то образом убедил Майлза, что тот видел ее. Но ее больше нет. И она хотела бы, чтобы у Ники была мама, а у нас – надежный дом. Приходи жить здесь. Постоянно. Пожалуйста.
– Хорошо, – сказала я.
В этот миг я почувствовала, как страхи и сомнения последних дней исчезают, словно болезнь, от которой я внезапно, чудесным образом исцелилась. Шон сказал:
– Мы можем держаться вместе, защищать друг друга от призраков и всего, что вообразят дети. Сплотимся и встанем на защиту как один, как говорите вы, американцы. – И он улыбнулся сквозь слезы.
* * *
Майлз в восторге. Ему нравится дом Ники. Ему здесь удобно. Телевизор больше нашего. Я не скучаю по тем ночам, которые мы с Шоном и мальчиками проводили каждый у себя. Я не скучаю по своему дому. По-настоящему – нет. Иногда – да. В основном мне нравится быть здесь, с мальчиками и Шоном.
Каждый проведенный здесь день означает, что Эмили все дальше от нас. Так долго я хотела, чтобы она была рядом – а теперь хочу, чтобы она ушла. Хочу быть единственной любовью Шона и, в конечном итоге, единственной любовью Ники. Мне приходится быть терпеливой.
Есть столько всего, о чем я не могу писать в блоге! Когда я не пишу, у меня остается больше времени подумать, задать себе вопросы о своей подруге.
Как можно думать, что знаешь кого-то – и знать так мало? Как могла Эмили оказаться человеком, который бросит своего ребенка и уедет на Мичиган, чтобы пьянствовать и принимать наркотики? Я знала совсем не ту подругу.
Я помешалась на том, что осталось от Эмили в этом доме. После тяжелого разговора я убедила Шона отдать кое-какие вещи Эмили на хранение. Вызвалась найти место и устроить перевозку.
Я подумала, не спросить ли у мам о лучшем складском помещении на границе Нью-Йорка и Коннектикута. Но побоялась, что они легко поймут: я пытаюсь избавиться от одежды и вещей Эмили. Мы должны были это сделать, чтобы освободить пространство для меня и Майлза, чтобы почувствовать, что мы действительно живем здесь. Шон согласился.
Мы договорились, что Шон будет работать с грузчиками в субботу днем. Я уведу мальчиков в кино, а он скажет бригаде, что мы хотим отправить на склад, а что – оставить.
Мне было интересно, что останется. Что Шону будет невыносимо отослать из дома.
До сих пор, когда бы я ни оставалась у Шона, я уважала и чтила все, что относилось лично к Эмили. Как-то неправильно было бы рыться в ее ящиках и шкафах. (Шон заботливо освободил гардероб и шкаф для меня.) Но теперь, живя здесь, я начала чувствовать себя свободнее.
Если я находила какую-нибудь интересную вещь Эмили или мне казалось, что вещь может дать мне какую-то информацию, я изучала ее, чтобы понять, кем действительно была Эмили и почему она сделала то, что сделала.
* * *
Примерно в это же время я прекратила писать в блог. Сделала сообщение, что уезжаю и скоро вернусь.
Слишком тяжело было писать о моей жизни с хоть каким-то подобием честности. Я могла бы писать о том, что ест Майлз, и о том, как я помогаю ему вырасти хорошим человеком. Могла бы писать о том, как формируется смешанная семья, и о том, как мы лавируем вокруг огромной дыры в наших жизнях.
Мамы не дуры. Они услышат пустоту, они вычислят, что мои интересы теперь лежат где-то еще. Может быть, у них возникнет чувство, что я попала в мрачноватое место, откуда вот-вот захочу выбраться.
Я помешалась на желании выяснить об Эмили как можно больше.
Что, если Майлз и Ники говорили правду? Что, если она была там? Живая? Что, если они с Шоном составили заговор против меня? Было ли дело в деньгах за страховку? Мне начало казаться, что с помощью ушлых юристов из его фирмы Шону удастся представить смерть Эмили как несчастный случай, так что два миллиона будут его – минус гонорар юристов.
