Ранним утром, затемно, дед разбудил Женьку, напоил чаем и выгнал на улицу.
– Пора, пока солнце не встало, а то растопит наст – не дойдем.
Они пошли на север, как определил Женька по компасу, стало быть, в нужном направлении. Часа через три дед остановился.
– Рядом. Отдохни пока, запыхался уже. Вон, гляди, за елками, видишь?
Женька пригляделся. За елками виднелся столб, зеленела крыша сторожевого грибка, под которым качался штык автомата. Самого солдата видно не было.
– И как мы через него пройдем?
– А вот так, пошли.
Они обогнули лесок, вышли на полянку, за которой виднелись редкие чахлые деревца.
– Васюково болото. Оно прям к вашей вырубке подходит с востока. Там охраны нет. Я тебя проведу по гати, только она узкая, а болото уже ожило, иди след в след.
Женька послушался, осторожно опуская валенки в след старика. Через некоторое время опомнился, окликнул старика, вытащил из рюкзака дозиметр, который заблаговременно стащил из лаборатории. Расстегнул чехол, повернул тумблер, переставил шкалу на микрорентгены. Стрелка отскочила на максимум. Поменял шкалу, стрелка остановилась на двух миллирентгенах в час. Женька не знал, что будет при такой радиации, но предполагал, что ничего хорошего. Времени было в обрез.
– Дедушка, сколько еще идти до площадки?
– Да вон она, за этот лесок – и она. Рядом уже.
– Вы, дедушка, не ходите, опасно тут. Радиация.
– Это что такое? Зверь? Оружие новое?
– Это невидимое оружие. Его не видно, а оно убивает. Давайте я один схожу.
Дед упрямо покачал головой и пошел вперед. Вскоре показались поваленные деревья, разорванная в клочья колючая проволока, навал вспученной земли, к краю которого они подошли и обнаружили на месте площадки громадное озеро с островком в северной части. Котлован заполнился водой. Ни скважин, ни строений – ничего, что напоминало бы площадку эксперимента до взрыва. Женька с трудом сориентировался по компасу, посмотрел на север, направо, зацепил глазами островок, невесть откуда возникший в котловане.
– Нам туда, дедушка, – указал он рукой в сторону северного конца. По коричневой вспученной земле они побежали вдоль котлована. Добежав до чуть покореженной горловины скважины, которая выставлялась из земли одним своим краем, Женька отбросил рюкзак, дозиметр и упал на колени. Крышка слетела, рядом ее не было, часть бетона осыпалась в трещину трубы. Женька потянул один из кабелей, тот неожиданно легко вышел, показав похожий на оторванную конечность со свисающими сосудами и сухожилиями конец.
«Обрыв. Вот и не сработал. Я виноват!»
Он по инерции присыпал для чего-то трубу скважины грунтом, поднялся, собрав рюкзак. Дед участливо смотрел на него.
– Плохо все, сынок?
– Да. Уходим, а то дозу переберем.
Две фигурки скатились по склону к болоту и медленно побрели прочь от рукотворного озера посреди уральской тайги. Женька не произнес ни слова, переживая от увиденного и открытого, от истины, которая давила на него грузом ответственности в пятнадцать килотонн. Он не заметил, как дошли до избушки, но дед повел его дальше, пока не довел до раскидистой сосны, стоявшей на крутом яру на повороте быстрой, уже вскрывшейся речки. Дед остановился, скинул ружье, потряс Женьку за плечо.
– Ну, вон она. Иди, – он легонько подтолкнул к сосне. Женька пошел, но через несколько шагов остановился. Между ним и сосной возник и оскалился громадный седой волк. Глаза зверя пронизали Женьку насквозь, как гамма-лучи, оторвали электроны от атомов, ионизировали телесную материю так, что содрогнулось все у Женьки внутри. Мало ему исключения из комсомола, мало увольнения из института, мало! Ему надо умереть, чтобы искупить вину, и вот она, смерть, перед ним. Женька зажмурил глаза, ожидая, как сомкнутся клыки на его шее, как его кровь потечет на грудь… Но ничего не происходило. Женька открыл глаза – волка не было, а дед подошел и встал рядом.
– Пойдешь смотреть, что там зарыто? Под сосной? Зверь пустил тебя, избрал. Клад там.
Женька невидяще посмотрел на старика и помотал головой. «Ну какой клад? Серебряные монетки времен Гражданской войны? Зачем мне это? Кому это нужно? Тут ядерная бомба в лесу зарыта, а он – клад. Наивный старик». Он развернулся и пошел по следам в сторону поселка.
– Так я и знал. Избранный. Ну, пора мне тогда, отпустит, может, уже. Столько лет жду. Эх, Варенька, скоро буду у тебя, обнимемся. Ведь не может быть, что ты погнила в земле. Нет, жива ты, душа твоя зовет меня все время, Варенька. Зверь не пускал. Он, волчара, держал меня здесь для чего-то. А для чего – не понял я, Варенька. Приду к тебе – объяснишь, видимо. Надеюсь я на встречу, на бессмертие души твоей и своей, на высший разум, что зверя послал мне в наказание и управил жизнь так, как верным посчитал. На него уповаю, Бог он или дьявол, материален или дух бестелесный – неважно уже, Варенька. Главное, мы встретимся… – так бессвязно бормотал старик, идя за Женькой, но не слышал этого никто, кроме, может быть, волка, что, навострив уши, провожал взглядом уходящих людей.
* * *
Из аспирантуры Женьку поперли. Научный руководитель виновато развел руками:
– Евгений, ну, может, потом как-нибудь, уляжется все. Жаль терять перспективного ученого…
Все-таки доброе дело он сделал, позвонил знакомой в гороно, попросил трудоустроить куда-нибудь.
Так и стал Женька Евгением Петровичем, учителем физики в средней общеобразовательной школе номер сто один, что стояла на отшибе на Коломягах у деревянной церкви. В семьдесят девятом школу закрыли. Женька маялся без работы. Рита, устав от безденежья и прозябания, ушла от него. Точнее, ушел он из выделенной ему гороно однокомнатной «хрущевки», ушел к тетке, где жил в период студенчества. Но мужчина – учитель физики – был востребован женскими коллективами школ, и без работы он долго не просидел, вновь начал учительствовать. У педсовета Евгений Петрович не был на хорошем счету, потому как классное руководство не брал, директора не слушал, программу учебную не по методичкам читал. Вместо физического кружка, взятого на подработку, водил детей в походы без согласования с педагогическим коллективом и родителями. Вскоре выговоров у него было некуда писать в трудовую, а в кружке – детей некуда садить, потому что полшколы в него записалось, да еще и малолетки из младших классов нет-нет да залезут под парту на инструктаже о том, что брать в очередную вылазку.
Писать письма о бомбе в далеком уральском лесу Женька не переставал лет пять. Даже самому Брежневу написал. Но ответов не получил. Потом отчаялся и перестал марать бумагу. Уходя в поход или приходя из него, часто водил группу ребят в старую деревянную церковь. Младшие с удивлением рассматривали лики на стенах, старшеклассники скептически относились к этим мероприятиям странного учителя физики, но тем не менее заходили и примолкали, обычно громкоголосые и задиристые пацаны становились здесь строгими и тихими. Родители не одобряли этого, директор и завуч школы беседовали с физиком, но все безрезультатно. Проблема была в том, что и настоятели храма, что менялись тогда часто, не жаловали разношерстную толпу перед алтарем. Толпа только глазела, свечей не покупала, требы не заказывала. Да еще и грязь наносила. Неудобные люди, о чем один раз и предупредил священник Евгения Петровича.
