Кобзарь все-таки помог. Глашатай не в первый раз давал подсказки, несмотря на то, что говорила Шныряла. Несмотря на то, что по договору это запрещено. Кобзарю нельзя верить на все сто – он все-таки выполняет поручения Смерти, делая то, что она велит. Поручения Смерти, которая хочет… чего? Хлеба и зрелищ? Красочно расправиться со всеми? Или, перебив половину, наградить самых живучих?
Кобзарь – раб Смерти. Да, он бессердечен – в прямом смысле, – но помог им. Сумеет ли Кобзарь скрыть это от Смерти? Что, если она узнает? Вдруг за эти несколько слов Глашатаю придется поплатиться?
Тео сам не знал, что думать. С одной стороны, он должен найти золотую тропу. Любой ценой. С другой – хоть признавать это было непросто, Тео волновала судьба Кобзаря.
Почему? Иногда трудно объяснить, почему яблоки тебе нравятся, а груши – нет. Почему ждешь закат, а не рассвет. То же с людьми. Почти всех Теодор не выносил, но к музыканту питал симпатию, которая объяснялась… неизвестно чем.
Тео его не боялся. Тео его… жалел.
Возможно, потому, что Волшебный Кобзарь на той же самой монете, что и они, только с другой стороны. И эта монета по несправедливости судьбы оказалась в руках Смерти.
Глава 8
О падучей звезде
Желтое колесо луны объехало зенит, пока Теодор вел за собой спутников – по лесу и сквозь сплетения боярышника, по заросшим повиликой тропинкам, вытоптанным неизвестно кем и когда. Вел туда, куда его тянула музыка.
Время от времени Тео подносил к губам флуер и извлекал короткую, какую-то призрачную мелодию. Ту, что улавливал его слух в шепоте Полуночи. Эту музыку слышали и Шныряла со Змеевиком, правда, немного хуже. Для Санды же мелодия оказалась практически недоступна. Какой был в этом секрет? Почему песня открывалась каждому по-разному? Тео не знал.
Вышли к низине. По крутому склону, петляя меж мшистых валунов, торопились ручейки и звериные тропки. Деревья в низине росли реже, и там, вдали…
Санда вскрикнула и ткнула пальцем:
– Смотрите!
Тео вгляделся в темноту и действительно увидел мерцающую между деревьев золотую нить. Свет нимерицы был так силен, что различался даже с такого большого расстояния.
– Мы нашли ее! Ура! Кобзарь не соврал! – Санда буквально приплясывала, но Шныряла ее осадила:
– Нашли, но не дошли. Уймись, пока не накаркала чего.
Решили спускаться прямо здесь, по обрывистой козьей тропке, – обходить было бы слишком долго. Тео и Санда остались наверху, наблюдая, как ловко спускается Змеевик, а Шныряла со злобным и сосредоточенным личиком ползет вниз, осторожно переставляя ноги в стоптанных сапогах. Осложнялось дело тем, что выпала роса, и пальцы скользили по влажным выступам. Иногда из земли выворачивались, казалось бы, надежные булыжники или обламывались каменные пласты, и тогда нога Шнырялы опасно повисала над пустотой.
Тео напряженно следил, как продвигаются путники. Вдруг камни под Шнырялой заскрежетали и поползли, и девушка с вскриком прильнула к стене, вцепившись пальцами в бугристую поверхность.
– Не шевелись!
Секунду спустя Змеевик просто с фантастической ловкостью подобрался к Шныряле и обхватил ее за талию. Тео мельком увидел гримасу девушки, одновременно испуганную и гневную.
– Не тр-р-рогай меня!
Но Змеевик, напротив, обхватил Шнырялу сильнее и что-то глухо забормотал.
– Я сказа… убери… отойди… от ме…
Из всего, что говорил Змеевик, до Тео и Саиды донеслось только громкое:
– Нет.
Санда с опаской склонилась над обрывом. В ярком лунном свете легко было разглядеть две прильнувшие друг к другу фигуры, причем та, что мельче, извивалась, как червяк. Отслаивающаяся порода, срываясь, ухала в пропасть и разбивалась внизу.
– Она точно чокнутая. – Саида цокнула языком. – Что между ними происходит? Я не пойму! Она постоянно грозится вырвать ему язык, когда Вик не слышит, но притом украдкой на него таращится, пос-то-ян-но! А Вик таращится на Шнырялу, когда не видит она.
– Нежители болтали… ну, вроде как Шныряла запала на него.
Снизу донесся хруст, скрежет, грохот и очередные препирательства.
Санда повернулась к Тео, прищурившись от лунного света:
– Вроде как?
– Не знаю.
Девушка закатила глаза.
– Это даже не под вопросом. Естественно, она на него «запала». И он на нее. Я не об этом… почему они не вместе? Почему не признаются друг другу?
– Знаешь, Санда, для меня вопрос «Почему Шныряла не признается Вику?» стоит где-то между «Какого цвета носки Кобзаря?» и «Почему у меня на ногах растут волосы?». Если честно, последний вопрос даже интересней.
– О боже, ты совсем как Раду! – простонала девушка.
– А что я должен делать?
– Ну… не знаю, поговори с Виком.
– Зачем? Если ты волнуешься за Шнырялу, поговори с ней сама. Вы же девушки.
Санда надулась.
– «Вы же девушки», – передразнила она. – А вы с Виком – парни. Вы о девушках не говорите, что ли?
– Нет, – честно признался Тео.
– А о чем же вы тогда говорите?
– Ну… о всяких тварях. Меня сейчас больше волнуют не отношения Змеевика и Шнырялы, а поиски тропы. Вик слышал кое-что от отца и рассказывал, чтобы я не влип в очередную заваруху. Помнишь, мы проходили место, где между корней деревьев был крест?
– А, из паутины?
– Да…Это вход в логово крестовиков. Сами они размером с ноготь, но их чертовски много, и, если попасть в такой крест, прилипнешь намертво. Понимаешь, ты паутину оторвать не успеешь от кожи или одежды, потому что эти твари жутко проворные. А еще их тела вибрируют и издают мелодичные звуки. Да ты слышала, когда мы были там…
– Точно! Будто ветерок напевал три восходящие ноты…
– Это крестовики. Они поют колыбельную, ты уснешь, и пауки высосут тебя досуха.
Санда, скривив губы, передернула плечами.
– Спастись от них можно одним способом, – продолжил Тео. – Спеть эти ноты наоборот. Пауков от этого прямо трясет, и они сразу отстают.
– Погоди… Это потому ты тогда взялся за флуер?
– Ага. – Теодор вновь наклонился над обрывом. – Если бы Вик не разъяснил, могли бы здорово влететь. Эта Полночь… Мне иногда кажется, здесь слишком много музыки.
Тео дотронулся до флуера сквозь плащ и добавил про себя: «И у меня ощущение, будто я здесь неспроста».
