Более омерзительных созданий и придумать было сложно. Мощное и высоченное человеческое тело и – уродливая собачья голова, по одному взгляду на которую было видно, сколько же лютой жестокости, сколько бесчеловечной ярости скрывает сердце кэпкэуна. Тео вспомнил Шнырялу. Та хоть и перекидыш, но по сравнению с этими чудовищами ничуть не опасна.
Эти-то – другие.
Тео с Виком со всеми предосторожностями поднялись по тропе кэпкэунов на всхолмье и оттуда увидели деревеньку, которую Змеевик называл общиной.
Это было расчищенное место с большой вытоптанной площадкой посередине. В центре высился столб, который венчала громадная каменная собачья башка с пустыми глазницами, уставившимися в сторону Багровых топей. Вокруг теснились покосившиеся саманные хатки: маленькие, похожие на румынские хижины для скота, с шестами, торчащими из крыш.
Тут и там горели костры, возле которых сидели и ходили кэпкэуны. Одежды на них не было, за исключением наброшенных на бедра и плечи шкур, да еще некоторые носили постолы с обмотанными вокруг икр веревками.
Змеевик заговорил быстро и нервно:
– Запомни, Тео. Это все – нелюди. Они чудовища, и как только создала таких земля, не знаю. Ужасные порождения темноты. Их общины часто воюют, а победители пожирают побежденных, особенно если времена голодные. Кэпкэуны едят все живое, что попадается по пути. А их самки… – Голос Змеевика дрогнул, осекся. – Проголодавшись, они могут убить и пожрать свое потомство. У них нет сердца, по крайней мере человеческого. Говорят, оно, как и голова, собачье. Знаешь, даже моему отцу не по себе от этой мрази…
Больше всего костерков горело на площади вокруг столба, и одни кэпкэуны подходили к ним, а другие, напротив, поднимались и скрывались в темных хатках. На огне что-то жарилось – вроде как мясо, и Теодор содрогнулся.
Вдруг они не успели?
Дурные мысли так и лезли в голову. Тео старательно отгонял их, но все равно в кострах чудилось что-то неизбежно зловещее.
Теодор насчитал несколько десятков хаток.
– Небольшое селение, – также заметил Змеевик. – Наверное, их потрепали другие общины. Но все равно их слишком много. В открытый бой лезть и думать нечего. Осмотримся… Пошустрей, но и поосторожней.
Змеевик потянул Теодора влево, и они, уповая на темноту и перелесок, прокрались между деревьями по бездорожью в обход кэпкэунской общины. Тео старался ступать бесшумно, но ветки то и дело трещали, и ему казалось, что чудовища вот-вот бросятся в погоню. Стоило какому-нибудь кэпкэуну рявкнуть громче обычного, сердце Тео испуганно екало, и он с ужасом вскидывал глаза на кошмарных, лишь подобных человеку существ.
Вдруг Змеевик остановил его, положив руку на локоть. Указал вперед между хатками:
– Видишь?
Тео всмотрелся: в узком пространстве между ближайшей хаткой и убогой сараюшкой виднелись прутья клетки, внутри которой, озаренные луной…
– Санда?!
– И Дика, – пробормотал Змеевик, сощурившись. – Вроде бы. Давай-ка чуть ближе. И осторожнее, там часовой ходит.
Пригнувшись, они двинулись к хатке, и вдруг в отдалении, из глубины чащи, раздалось гулкое и громкое «ду-дууу». Этот звук могла издавать только трембита – карпатская четырехметровая труба, изготовленная из дерева, в которое ударила молния, что придавало ей особенное звучание; Теодор его даже в Полуночи узнал.
Кэпкэуны у костров так и подскочили. Послышались вопли, лай и рявканье – из хаток выбегали еще огры, размахивая кривыми саблями, длинными ножами и окованными железом дубинками, и над селением загремел клич:
– Ар-ра!
От этих криков, лязганья металла и клацанья зубов у Теодора душа в пятки ушла. Вскоре кэпкэуны толпой ринулись туда, откуда гудела тревожная трембита, и площадь мигом опустела, будто вымерла. А минуту спустя где-то в отдалении, за стеной мертвенно-черных деревьев, волной ударил шум боя. Звенела и скрежетала сталь, глухо ухали дубинки, кэпкэуны грызли друг другу глотки, лаяли, рычали, отчаянно визжали от боли и выли, умирая.
Так или иначе, община опустела. Кое-где еще виднелось шевеление, кто-то выглядывал из покосившихся хаток, но Теодор сообразил, что это всего лишь старики и детеныши. Пора.
– Давай, Тео! – выдохнул Змеевик и скатился по склону.
Теодор ринулся за ним между скособоченных построек, крыши которых были покрыты красноватым мхом, замшелые и грязные. Дух в деревне стоял такой, что у него заслезились глаза и заложило нос. Где-то неподалеку, кажется, у костров возле столба, раздался клич «ар-ра!», но Тео и Змеевику было не до него. Они прокрались дальше по дорожке, выбеленной луной, и остановились у кривого плетня, возле которого валялись битые черепки и кости. Вик прислонился спиной к хатке, заглянул за угол и одними губами сказал Тео: «Часового нет».
Выставив вперед клинки, они подскочили к клетке. Там было пусто. Совсем недавно они видели здесь пленников, теперь же – пусто. Забрали. Увели. А может, уже…
Теодор задрожал, бросился вперед, но Змеевик его опередил. Он оттолкнул шатающуюся на веревочных петлях дверь и заглянул внутрь. Тео тоже уставился между грязных, испачканных черным прутьев. Запах из клетки шел – хуже некуда. Вик склонился, поднял что-то с земли и протянул Теодору. Это оказался самодельный нож с грубой костяной ручкой и испачканным в крови лезвием.
– Дикин? – выдохнул Тео.
Вик кивнул – бледный, помертвевший. Он нагнулся, не обращая внимания, что его косички возят по грязи, и принялся обшаривать клетку дальше. Потом попятился и выбрался наружу. Поднял пальцы, измазанные бурым:
– Там кровь. Свежая, совсем свежая…
Теодор задохнулся. В глазах потемнело, будто на голову набросили мешок. Змеевик отстранил его с пути, сосредоточенно осматриваясь. Вдруг рванулся вперед и упал на землю, раздвигая пальцами траву:
– Смотри, и здесь кровь. – Он поднял голову. – И вон там тоже.
По вытоптанной земле тянулась ровная цепочка темных лужиц, которая уводила прочь от хатки и между двумя сарайчиками убегала в лес.
– Может быть, – пролепетал Тео. – Как думаешь?..
И тут же зло одернул себя: нельзя так сразу сломя голову бросаться в омут надежды. Может, стоит поискать в деревне? Вдруг, если они побегут по кровавым следам, только потеряют время? У Змеевика, кажется, были те же мысли – он оглядывался, прислушивался к шуму драки. Рык огров и лязганье стали приближаться и скоро зазвучали уже рядом, на соседней улице.
– Уходим, – сказал Вик. – Вперед, вперед!
Он подтолкнул Тео, и парни рысью помчались к лесу, приглядываясь к кровавым следам и иногда бросая тревожные взгляды назад. В просвете между хат Тео увидел мечущиеся косматые фигуры, все селение заполонили крики и вопли. Костры на центральной площади взметнулись к самому небу, соломенные хатки заполыхали, в черном дыму мелькали жуткие тени, слышались предсмертные вопли и рявканье.