– Ладно.
Теодор двинулся назад. Едва он опустил росток в землю и присыпал землей, в голове словно что-то взорвалось, и Тео схватился за виски и повалился на колени. Он закричал и испугался своего крика. Кажется, его звала Саида, но Теодор слышал лишь боль, режущую мысли острым ножом, отделяя одно воспоминание от другого. Если бы мысли могли кровоточить, из носа бы хлестал красный поток…
Боль нечеловеческая. Из глаз лились слезы, и Тео кричал, вцепившись себе в волосы. Он чувствовал, как воспоминание отделяют от памяти, как тот день отрывается по частям. Теодор умолял, чтобы это скорее закончилось. Казалось, нет ничего больнее, чем это. Он держался из последних сил. Еще чуть-чуть, и он завопит: «Убейте меня! Пожалуйста, убейте!» И только он открыл рот, чтобы выкрикнуть это, как невидимый нож наконец отделил воспоминание полностью.
Боль ослабла. Тео перестал кричать, только надсадно выл, обхватив голову руками. Боль уходила, исчезала, таяла с каждым вздохом. Крепкие руки схватили Тео сзади за плечи и поставили на ноги. Еще две пары рук поддерживали его по бокам, чтобы он не упал. Теодор открыл опухшие от слез глаза.
Возле самых ног из влажной земли поднимался окрепший стебелек, вырастивший еще пару листочков, которые тянулись к лунному свету. Внутри черного «чепца» виднелся маленький белый кружок с тремя темными точками.
Теодор попытался вспомнить, что он забыл. Но не смог. Как и сказала Дверь.
Раздался скрежет и лязг отпираемых засовов. Дверная створка глухо задрожала, и Саида, вскрикнув, обернулась. Теодор и сам слышал, как защелки и язычки клацают, скрежещут друг о друга.
– Теодор, ты как? – озабоченно спросил Змеевик, держа Тео за плечи сильными руками. – Можешь идти?
Теодор кивнул, вытирая со лба холодный пот.
– Да, да… все прошло.
– Тогда скорее, сваливаем, – рявкнула Шныряла. – Что-то мне осточертели эти ненормальные подсолнушки. – Она пихнула Теодора в бок: – Давай, давай, парень.
– Сейчас.
Тео посмотрел на свой Смерть-цветок. Ближайший куст, будто нянька, склонился и гладил малыша по головке длинным листом, а новорожденный череп всхлипывал. На большом кусте росло два Смерть-цветка, и от них доносились голоса – один череп отвечал другому, воспроизводя чье-то воспоминание. Теодор нахмурился, прислушиваясь: эти голоса показались ему очень знакомыми…
– Папа, можно войти? Это я!
Открылась дверь, и по скрипучему паркету быстро затопал кто-то шустрый и легкий. Шаги в полупустой комнате звучали очень громко.
– Кристиан, я же просил не беспокоить меня. Я работаю.
– Но папочка! – Голосок мальчика зазвенел от обиды. – Сегодня же твой день рождения!
– Ты не забыл? – тепло удивился мужчина. – А это что?
– Это… тебе. Подарок.
– Спасибо, Кристиан. – Мужчина вздохнул. – Ну иди сюда.
Было слышно, как скрипнуло кожаное кресло, когда мужчина поднялся.
Топот ботинок по паркету, шорох одежды.
– Какая замечательная вещь! Ты молодец, умеешь выбирать подарки. А это… сам сделал?
– Это открытка!
– Я вижу.
– Разверни, пап!
Зашелестела бумага.
– «С днем рождения. Ты лучший папа в мире». – Голос мужчины дрогнул.
– Мама проверяла, она думала, я написал с ошибками! – обиженно заявил мальчик.
– Нет, – мужчина растроганно вздохнул, – тут нет ошибок. Ты молодец. Спасибо, Кристиан.
Снова шорох.
– Ну, давай обниму…
Теодор очнулся от громкого голоса Двери.
– Я готова открыться.
Шныряла нетерпеливо потянула его за рукав плаща.
– Да-да, – сказал Теодор, опомнившись. – Идем.
«Соберись! Немедленно!»
Мысленно дав себе пощечину, он развернулся и первым зашагал к Двери.
– Добро пожаловать в Сад Дверей! – торжественно лязгнула горгулья, и Дверь медленно, со скрипом приоткрылась.
Друзья стояли позади Тео, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Теодор потянул на себя кольцо, вставленное в нос горгульи. Он приложил всю силу, чтобы оттянуть дубовую дверь настолько, чтобы даже Вик смог в нее протиснуться. За Дверью было темно.
– Спасибо, – сказал Теодор горгулье.
– То, что вы ищете, – шепнула она неожиданно, – находится в Ноктумгарде. Идите за глазом.
Тео несколько секунд осмысливал услышанное. Морда зевнула и закрыла глаза, и Тео понял, она ничего больше не скажет.
Он протиснулся в темноту приоткрытой Двери и тут же оказался в очень странном месте. Перед ним раскинулась бескрайняя пустошь, которую он сам назвал бы не Садом Дверей, а Кладбищем: в какую сторону ни глянь, до самого горизонта высились тысячи и тысячи дверей, словно памятники над могилами. Створки некоторых дверей гулко хлопали на ветру, что придавало этой завораживающей картине довольно жуткое звуковое сопровождение.
Теодор двинулся вперед, краем глаза заметил движение, но не успел даже повернуть голову, как к его горлу приставили холодный острый металл.
– Еще шаг – и ты покойник.
Глава 12
Об Открывателе и его тени
Все его тело пронизал ужас. Теодор вытаращил глаза и инстинктивно дернул головой влево, но голос сразу зашипел:
– Тише!
Сердце екнуло. Голос был будто пропитан чернотой – леденящий, свинцовый. Голос человека, который никогда не смеется, не шутит. Будто и не живет вовсе. Холодный, как декабрьский ветер.
– Вперед, – скомандовал этот голос.
Ослушаться было нельзя.
Теодор сделал с десяток шагов, пошатываясь от страха и ярости; голова все еще гудела от пережитого за Дверью. Он судорожно соображал, что делать. Руки пустые. Если попробует дотянуться до ножа, одно движение острым лезвием – и на горле появится вторая улыбка.
Сзади раздался возмущенный крик Змеевика и шорох покидающего ножны меча, но голос – старый, пришепетывающий – тут же опасливо остудил:
– Тише-тише! Не шевелитесь. Сюда-сюда, заходите по одному. Да, вот так.
– Эй! А где Саида? Нет, подожди, не закрывайся-а-а! – Вопль Шнырялы перекрыл громкий скрип – Дверь медленно затворялась. Как только она с хлопком встала на место, заскрежетали засовы, отрезая дорогу назад.
«А если захотим выйти?» – в панике подумал Тео, и его тело охватил озноб.
