Балаур зашипел и зарычал, медленно приоткрывая пасть, и, когда челюсть отвисла достаточно, они увидели блеск между зубов – воздетый меч, который держал в руках Змеевик. Кровь хлестала по его волосам и плечам, выливаясь изо рта Балаура, потому что клинок наполовину вошел в мягкое розовое нёбо.
Великий змей выплюнул Вика, и тот грохнулся на землю. Меч лязгнул рядом, разбрызгивая темную кровь. Балаур кашлянул и сплюнул темно-красным, будто кто выплеснул добрый ушат крови. Для Балаура, прародителя всех змей, то был всего-навсего плевок, и убить его рука обычного смертного, конечно, не могла, однако же ранить чудовище, пролить хоть каплю его крови – такого еще не бывало.
Балаур был недоволен и разозлен. Вик не шевелился. Морда чудовища приблизилась и распахнулась. Липкий от крови громадный язык шевельнулся, и на землю упала сверкающая зеленая звездочка. Покатилась по глине и замерла рядом с рукой Змеевика.
– ПОЛУЧ-Ш-ШАЙ НАГРАДУ.
Теодор, Санда и Раду подскочили, ликуя и вопя от счастья, но сердце Тео еще не успокоилось – неясно было, жив Вик или же мертв, потому что лежал он, точно труп.
– Вик! – вдруг раздался крик, и все с удивлением повернулись. Кричала, не в силах сдержать волнения, Шныряла, стиснув дрожащими пальцами край меховой накидки.
От звуков ее голоса Вик зашевелился и с глухим стоном перевернулся на живот. Потом нащупал пальцами сияющий лучезар, и Теодор узнал этот зеленоватый призрачный свет. Именно из этого камня были сделаны игральные кости Макабра. Камень светился изнутри, подобно звезде.
Пошатываясь, Вик поднялся на ноги и подобрал меч. Лицо его заливали кровь и слюна Балаура, но он не знал, что нечаянно получил двойной подарок: кровь волшебных змей обладает теми же особыми свойствами, что и кровь Змеевика, который делал из нее настойки, только сильнее. Издревле ходило предание, будто, искупавшись в крови Великого змея, любое существо удесятеряло свои силы и излечивалось от всех ран. А Змеевик искупался – пусть и не преднамеренно – в крови самого Балаура и получил от него столь большую силу, что дыхание Смерти отступило, и дух его, на мгновение покинувший тело, вернулся обратно, следуя зову излечивающей крови Балаура.
Так выстоял Змеевик, внук гигантского змея, и обрел благословение на царствование. Он преклонил колено и поблагодарил за дар, а Балаур с клекотом опустил голову на каменный берег: сон снова смеживал его веки. Но только Змеевик шагнул с площадки, где разыгралось величайшее сражение, достойное быть воспетым в подземельях Господаря Горы, да и среди людей, и зашагал к своим друзьям, как Балаур сверкнул глазом в сторону удаляющегося потомка.
– ЧЕЛОВЕЧИШ-Ш-ШКА. ТЫ ПРИБЕГНУЛ К УЛОВКЕ, ЧЕЛОВЕЧИ-Ш-ШКА. НИКОГДА НЕ ПОБЕДИЛ БЫ ТЫ МЕНЯ В ЗМЕИНОМ ОБЛИЧЬЕ, НО ТЫ ПОСМЕЛ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ МЕНЯ КАК ЧЕЛОВЕК. Я ВИЖУ ВСЕ, ЛЮДС-С-СКОЙ СЫН, ВС-С-СЕ ТАЙНЫ ТВОЕГО СЕРДЦА. ТЫ ПРОСИЛ О ЦАРСТВОВАНИИ НЕ ПОТОМУ, ЧТО ЖАЖДЕШЬ С-СТАТЬ ЗМЕЕМ, А ПОТОМУ, ЧТО ТЕБЯ ЖДАЛА БЫ СМЕРТЬ В С-СЛУЧАЕ ОСЛУШАНИЯ.
И ВОТ ТЕБЕ МОЕ ПРОКЛЯТИЕ. ДАЖЕ КОГДА ТЫ ЗАМЕНИШЬ ЧЕЛОВЕЧЕС-СКУЮ ЧАСТЬ СЕРДЦА ЛУЧЕЗАРОМ, НЕ ВЕДАТЬ ТЕБЕ ПОКОЯ. ПУСТЬ ЖЕ НИКОГДА ИЗ СЕРДЦА ТВОЕГО НЕ ИЗГЛАДИТСЯ ПАМЯТЬ О НЕЙ, И ТЫ БУДЕШЬ ЛЮБИТЬ ЕЕ ВС-С-СЕГДА, ХОТЬ ДАЖЕ СЕРДЦЕ ТВОЕ СТАНЕТ КАМНЕМ!
И Змеевик, дошедший уже было до друзей, остановился, лицо его исказилось от боли, и он схватился за сердце. Вик еще не заменил человеческий кусок лучезаром, и тот взывал к его людской крови.
– Сюда, – позвал Йонва.
Вик трясся, словно в лихорадке. Путеводитель потребовал принести воды и поскорее смыл с его лба начертанный знак. Вспухшие жилы опали, зрачки уменьшились, но глаза Вика по-прежнему были полны слез. Он достал договор, записал в пропуск «Лучезар» – вышло коряво, так как рука его все еще дрожала. Затем спрятал светящийся камень под одежду и осмелился поднять глаза на Дику.
– Прости, – прошептал он.
Ноздри Шнырялы расширились, точь-в-точь как у собаки, но она ничего не сказала. Только глядела на парня, распахнув глаза. Потом сдвинула брови и отвернулась. Все бросились поздравлять Вика, принесли воды из реки и наспех омыли его лицо и дрожащие руки.
– Еще один нашел выигрыш! Фух!
Но Йонва не дал им долго радоваться и посоветовал скорее отплывать.
– Дальше устроим стоянку. Не здесь. – И он покосился на далекую гору Балаура.
Путники попрыгали в лодки и отчалили, споро работая веслами, стремясь поскорее убраться из пещеры Балаура. Громкий храп Великого змея постепенно удалялся, стихал и в конце концов затерялся далеко-далеко среди бесчисленных пещер.
Глава 16
О четках Йонвы
Тео все пытался улучить момент и поговорить с Саидой.
Проблема была в том, что Ворона не отходил ни на шаг. Тео ломал голову, что происходит на самом деле. Да, Саида спасла Раду, хотя в Китиле думала, что потеряла друга навсегда. Но она твердила: «Друг, мой друг». А тут… Что между ними происходит?
«Если бы они были больше, чем друзья, зачем бы она меня целовала?» – спрашивал себя Тео. И тут же отвечал: «Вообще-то это ты ее поцеловал, ага. Скажи спасибо, что по роже не схлопотал». «Но она же спрашивала, есть ли у меня девушка…» – возражал он сам себе. И получал в ответ: «И что с того? Ну, спросила и спросила».
Когда же Тео пытался подумать о чем-то другом, на ум приходило нечто ничуть не лучше: «Один из вас станет предателем.
Я вижу. Я знаю». «Да нет. Зачем кому-то…» – начинал Тео, но сердце начинало ныть, давая слабину.
Зачем ему оставили ужасное клеймо на лице? Была ли тому причина? Была – ненависть и страх к нему и его отцу. «Он может ошибаться», – сказал наконец Теодор, поглядев на Йонву, который прислушивался к влажному плеску. Бледные тяжелые веки Путеводителя прикрывали пустые глаза.
В конце концов, после долгих размышлений Тео убедил себя, что Йонва не всевидящий, а значит, как и любой другой, может ошибаться.
Наверное, ночь подходила к концу, когда Йонва предложил причалить к берегу. Пока они вытаскивали плоскодонки из воды, Теодор невольно бросил взгляд на вторую лодку. Саида зевала, поглаживая живот. Самого Тео прямо мутило от голода. Есть хотелось до одури, спать тоже. Чтобы отвлечься, Тео решил помочь Раду, который, пыхтя, вытаскивал лодочку на берег, но парень справился сам. Когда же он выпрямился, потирая поясницу, послышался треск, и на берег отлетело что-то маленькое.
– А, вот же старье…
Раду, выругавшись, обернулся и налетел на Теодора. Тео понял, что тюремной одежке Вороны настал конец – на его рубашке и так не хватало нескольких пуговиц, и парень постоянно суетливо запахивал ворот, а теперь отлетела еще одна, так что Ворона сжимал полы рубашки пальцами.
