– Волки.
Недоумение усилилось.
– Вы что, не слышите? – удивился Константин. – В той стороне волки воют!
Евгений и Улисс не слышали. Лис сказал:
– Если и воют, то это значит, что мы на верном пути, ведь чертожники – волки.
– Только с чего им выть? – удивился Евгений. – Они, конечно, дикари, но не первобытные же!
– Но кто-то же воет, – возразил Константин. – Воет, хоть вы, мои глухие друзья, и не слышите.
– Может, это ветер, – предположил пингвин.
Константин снисходительно поглядел на друга.
– Нет никакого ветра, Евгений.
– Ну, может, там есть.
– Это волки. Вот увидите.
– Надеюсь, что увидим, – ответил Улисс. – Идем!
По мере того как они углублялись в лес, Константин передвигался все медленней. На призывы друзей идти быстрее он возражал, что это никак невозможно, потому что его тянет назад некая сила. Он думает, что эта сила – любовь к турбазе «Ледяной дворец». Евгений тут же предположил, что это, скорее, другая сила: страх ночных зимних лесов, в глубине которых скрываются зловещие мистические деревни. Константин не возражал, и тогда пингвин признался, что на него тоже действует эта сила.
Улисс в беседе участия не принимал, хотя тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Виду не подавал, чтобы еще больше не деморализовать спутников.
Вскоре, однако, им повстречалось нечто, что деморализовало их всех.
– Вой прекратился, – сообщил Константин, резко остановившись.
Его друзья тоже встали.
– Его и не было, – заметил Евгений, но не очень уверенно.
– Был. А теперь нет. Разве вы не слышите, как стало тихо?
Улисс и Евгений прислушались к звукам вечернего зимнего леса. Звуков не было. То есть тихо было и раньше, но казалось, что теперь стало еще тише.
Эта тишина пробирала до костей сильнее, чем холод.
Евгений поежился и проронил:
– Уж лучше вой.
И тогда они увидели огни.
Десятки маленьких огоньков в глубокой темноте на расстоянии, которое определить на глаз не получалось. Да и не хотелось.
А хотелось закричать и броситься наутек, подальше отсюда. Константин и Евгений малодушно развернулись, готовые бежать куда глаза глядят, и увидели, что и сзади, там, откуда они только что пришли, светятся огоньки.
Они окружены.
Бежать некуда.
Но Улисс сбегать и не думал. С мрачным и решительным видом, не тратя лишних слов, он пошел вперед. Константин и Евгений, чей вид повторял улиссовский если не решительностью, то мрачностью, последовали за ним.
Некоторое время единственным звуком оставался хруст снега под лапами. А затем уши начали улавливать отдаленный неразборчивый шепот.
– Уж лучше тишина, – простонал Константин.
– Уж лучше вой, – вторил ему Евгений.
Улисс ничего не сказал, лишь поежился. Происходящее ему нравилось не больше, чем друзьям, но его долгом было поддерживать в них остатки воли. «Так что помалкивай и иди», – говорил себе лис. Помалкивал и шел.
Вскоре они дошли до огоньков. Ими оказались горящие свечи, заключенные в клетки, повешенные на ветвях деревьев. Между ними висели сплетенные из веревок и веток фигурки зверей с сильно искаженными чертами.
– Что-то меня знобит от этой выставки… – проронил Константин, не в силах оторвать взгляда от кошмарных фигур. – Кстати, вы слышите плач? Только что начался. Тихий такой, далекий.
Его друзья прислушались, но не уловили никаких звуков.
– Константин, может, у тебя слуховые галлюцинации? – предположил Улисс. – И поэтому ты слышишь несуществующий плач?
– Может быть, – сказал кот. – Или это у вас слуховые галлюцинации, и поэтому вы не слышите существующий плач.
Раздалось шуршание, и мимо друзей стремительно пронеслось нечто. Все отпрянули.
– Это ветка! – воскликнул Евгений. – Антарктидой клянусь, это была ветка! Она живая!
– Не живая, – произнес кто-то за их спинами. – Заколдованная. И это не ветка.
Друзья резко обернулись и увидели Стига. Волк выглядел плохо. Словно зверь, который больше не боится, что с ним произойдет нечто страшное. А как зверь, с которым страшное уже происходит.
И бояться теперь поздно.
* * *
ГОРНОЛЫЖНАЯ ТУРБАЗА «ЛЕДЯНОЙ ДВОРЕЦ»
1 ФЕВРАЛЯ, 19:45
Антуанетта и Берта никак не могли решиться покинуть Проспера. «Живой» табурет до смерти их напугал. Как можно теперь оставить мэтра одного, такого беспомощного, несущего всякую чушь! А если табурет вернется?
От одной только фразы «если табурет вернется» готов был взорваться мозг.
В итоге девушки решили разделиться. Нужно было только определить, кто уйдет продолжать расследование, а кто останется. Оставаться никому не хотелось. Тут-то и нашла коса на камень.
– Я ассистентка мэтра, поэтому я пойду, – заявила Антуанетта.
– Ты ассистентка мэтра, поэтому ты останешься, – возразила Берта.
– Я детектив, – заметила Антуанетта.
– Я ближе к двери, – парировала Берта.
Атмосфера в комнате накалялась, и неизвестно, чем закончился бы спор, если бы в этот момент в дверь не постучали. К удивлению девушек, неожиданным посетителем оказался выпущенный недавно из-под стражи охранник Олаф. Огромный волк-чертожник был приветлив и благодушен, ни намека на былую суровость. Он объявил, что хочет поблагодарить Проспера за то, что сыщик не пошел на поводу у предубеждений и докопался до истины: Олаф невиновен в похищении ребенка!
– Я, конечно, не святой, – признался он. – Но не каждый не святой похищает детей, верно? Надо было сразу сказать «спасибо», но от таких лихих поворотов я растерялся. Думаю, и сейчас не поздно.
– Конечно, не поздно! – подтвердила Антуанетта. – Я обязательно передам мэтру вашу благодарность.
– Передадите?
– Безусловно!
– Мэтру?
– Лично!
– Который сидит в двух шагах от меня, все слышит и улыбается?
– Да, ему. До свидания!
Антуанетта сделала попытку захлопнуть дверь. Попытка не удалась: Олаф придержал дверь лапой, и это было не то препятствие, с которым сыщица могла справиться.
Волк нахмурился.
– Что происходит? – спросил он и кинул взгляд на Проспера. – Мэтр, я что-то не то сказал?
– Шнурки сметана, – ответил Проспер.
– Чего?
– Это значит «не за что», – торопливо сказала Антуанетта, повторяя попытку закрыть дверь. Та не сдвинулась с места.
