– Это хорошо. Потому что мне тоже не хотелось с тобой прощаться.
– И что мы будем делать?
– Пока не знаю, но теперь мне лучше, чем когда мы расстались сегодня утром.
– Как мало тебе нужно для счастья, – пробормотала Пирс, пропуская волосы Уинтер через свои пальцы.
Уинтер мягко рассмеялась.
– Это ты так думаешь.
Пирс приподняла подбородок Уинтер и медленно поцеловала ее. Этот долгий глубокий поцелуй был незабываемым.
– Хорошее начало, – шепотом сказала Уинтер. – А теперь спи, тебе скоро за руль.
Пирс закрыла глаза, но не для того, чтобы заснуть. У нее оставалось лишь несколько часов рядом с Уинтер, и она не собиралась тратить это драгоценное время на сон.
* * *
В полдесятого утра Уинтер доплелась до входной двери, приоткрыла ее и сразу объявила:
– Уходи.
– Думаешь, я не знаю, когда ты возвращаешься из больницы?
– Мина, – начала Уинтер, стараясь собрать остатки своего терпения и подпирая дверь коленом, в то время как Мина налегала с другой стороны, – прямо сейчас я собираюсь лечь спать. Через пять часов Ронни вернется домой, и мне придется снова быть любящей мамочкой.
– Ты можешь отправиться спать сразу после того, как мы быстренько с тобой поговорим.
– Потом, – сопротивлялась Уинтер, пытаясь захлопнуть дверь. Посмотрев вниз, она увидела, что Мина просунула в дверь свой здоровенный зимний ботинок. – Мина…
– Впервые за шесть недель ты не заскочила ко мне поболтать, вернувшись с работы. Что вообще происходит?
– Я просто устала, – Уинтер очень хотелось побыть одной, но она открыла дверь. – Заходи, а то весь дом выстудим.
Мина ринулась вперед на всех парах, словно крупный корабль, заходящий в порт, и не остановилась до тех пор, пока не добралась до гостиной. Там она сняла свое шерстяное пальто и бросила его на спинку дивана.
– Давай-ка поднимемся наверх и уложим тебя в кровать. Мы можем поговорить и там.
Не сказав ни слова, Уинтер устало отправилась на второй этаж. В спортивных штанах и футболке она забралась под одеяло и свернулась клубочком. Когда Мина добралась до спальни, Уинтер подвинулась, чтобы Мина могла расположиться рядом с ней, положив под поясницу несколько подушек.
– Хвала небесам, этот ребенок появится на свет через несколько недель. Во мне уже не хватает места, – Мина с трудом повернулась так, чтобы видеть лицо Уинтер. – Ты плакала.
– От всей души сочувствую твоим детям, правда. Они не смогут ничего от тебя утаить.
Мина улыбнулась и погладила подругу по голове.
– А теперь поведай мне, откуда слезы: это из-за работы или из-за твоей личной жизни?
– И то, и другое, – вздохнула Уинтер и начала рассказывать, как Эмброуз Рифкин собрался отправить ее в ординатуру в другой город, как она отказалась, и как ее перевели в другую смену.
– Как это мило с его стороны, мда.
– К сожалению, он великолепный хирург, и я могу многому у него научиться.
– Это не значит, что он не может быть сволочью.
– Что верно, то верно.
– Но сомневаюсь, что это настолько тебя разозлило и тем более заставило плакать. Что еще случилось?
Уинтер смяла свою подушку в большой бесформенный комок и обняла его. Ее руки тосковали по Пирс, и Уинтер ужасало, что ее обуревают такие чувства после того, как она держала Пирс в объятиях всего лишь несколько часов.
– Вместо меня он отправил туда Пирс. Она уже уехала.
– Надолго?
Уинтер пожала плечами.
– Минимум на полгода, но, может, и больше.
– Милая, ты серьезно настроена насчет этой девушки? – мягко спросила Мина.
– Куда серьезнее? – Уинтер перевернулась на спину и уставилась в потолок. Перед ее мысленным взором предстало лицо Пирс с горящим и сосредоточенным взглядом, в котором читалась неукротимая страсть. – Я провела с ней самую фантастическую ночь в жизни!
– Это много значит, – согласилась Мина. – Мы сейчас говорим только о сексе? Ведь это можно устроить и снова, и не важно, какие части тела будут участвовать в этом процессе.
– Дело не только в сексе, – Уинтер снова улеглась на живот, подперев подбородок рукой. – Когда люди занимаются любовью, это двухсторонний процесс. Наслаждение получаешь не только от того, когда ласкают тебя, но и когда ты сам даришь удовольствие. Это было потрясающе – ласкать ее, я никогда не чувствовала ничего подобного. И это полностью зависело от того, что у нее женские части тела. – Уинтер слабо улыбнулась. – И какие… Она такая красивая.
– Как думаешь, ты сможешь почувствовать это с какой-нибудь другой женщиной? Или все дело только в ней?
– Только в ней. Все дело только в ней, – Уинтер пожала плечами, – включая тот факт, что она женщина. Мне даже в голову не приходило, что мне этого хотелось, что мне это нужно, пока я до нее не дотронулась. Теперь я это знаю.
– И ты нормально ощущаешь себя при этом?
– Мне очень хорошо от этого.
– Итак, – объявила Мина, похлопав ладонями, словно решив проблему, – мы выяснили, что ты перешла на темную сторону, – она улыбнулась, услышав смех Уинтер. – Теперь объясни мне, почему Пирс, если у нее все в порядке с головой, а после знакомства с ней мне показалось, что мозги у нее на месте, согласилась сорваться с места и уехать.
– У нее не было выбора.
– Выбор есть всегда, ты же не поехала.
– Это другое. Реши он меня уволить за отказ поехать, я, возможно, смогла бы отстоять свою позицию, если бы ввязалась в это дело. Ситуация была бы неприятной, но, возможно, я бы одержала победу. И даже потерпи я поражение, я бы все равно рискнула попробовать.
– Ты готова отказаться от карьеры?
– Ради Ронни? Конечно, – Уинтер покачала головой. – Я вижу, к чему ты клонишь. Тебе точно надо пойти в юридическую школу. Но Ронни – ребенок, она моя дочь, и она не выбирала себе мать-хирурга. Я не могу заставить ее отвечать за мой выбор больше, чем она уже отвечает. С Пирс все иначе.
– Что было бы, откажись она? Он все-таки ее отец. Разве он не сделал бы для нее исключение?
– Не думаю, – фыркнула Уинтер. – Насколько я понимаю, он никогда не делал для нее исключений. Все совсем наоборот: он требует от нее слишком многого.
– И все же, что бы он мог сделать?
– Прежде всего, нельзя говорить «нет» завотделением, если ты хочешь получить хорошее место для специализации или какую-нибудь ведущую должность в отделении. Связи и контакты могут помочь построить карьеру либо сломать ее, а Эмброуз Рифкин распоряжается ординаторами, как хочет.
– Не понимаю, зачем он старается усложнить жизнь собственной дочери?