– Спасибо, – тихо сказала Уинтер.
– Рифкин будет ассистировать? – фыркнул Кен. – Да он просто кремень – оперировать собственную дочь.
– Он справится, и в данный момент я этому рада. Может, от этого ему станет легче.
– Хм, может быть.
Кен уселся на металлическую табуретку перед аппаратом для анестезии и стал записывать показатели Пирс, препараты, используемые в качестве наркоза, и другие необходимые вещи. Он мотнул подбородком в сторону другой табуретки.
– Поставь ее поближе и устраивайся поудобнее. Возможно, мы здесь задержимся.
– Хорошая мысль.
Уинтер внезапно ощутила слабость. Она вспомнила, что даже не съела бейгел. Вся ее энергия выгорела от выброса адреналина и приступа ужаса. У нее подкосились ноги, и она грохнулась на табуретку.
– Ты в порядке? – прошептал Кен.
– Да, – Уинтер сделала глубокий вдох.
В операционную как раз вошли Патрисия и Эмброуз. Медсестра поспешила к ним со стерильными полотенцами. Теперь в центре внимания была только Пирс.
– Со мной все нормально.
Несколько минут в операционной было тихо: медсестры нанесли Пирс на глаза специальную защитную мазь и протерли ей лицо и волосы раствором бетадина. Когда Эмброуз повесил стерильную простынь, Уинтер немного подвинула свою табуретку, чтобы видеть происходящее. Она точно знала, где именно на веках будут сделаны разрезы, какие инструменты будут использованы для того, чтобы приподнять сдвинувшиеся участки дна глазницы, где будут проделаны отверстия, куда специальными винтами прикрепят миниатюрные титановые пластины, которые будут скреплять сломанные кости. Уинтер уже не раз наблюдала подобную операцию и даже сама проводила ее под контролем. Технически проделать все эти манипуляции было довольно сложно, и поэтому делать тогда ту операцию Уинтер было интересно. Шрамов почти не будет видно. Но сейчас ничто на свете не могло заставить ее сделать эти разрезы на веках Пирс. У нее бы не поднялась рука нанести новые раны на это лицо, которому и так уже сильно досталось, хотя сейчас это было необходимо.
– А это неплохо, – сказала вдруг Патрисия после довольно продолжительного периода тишины, когда в операционной раздавались лишь тихие просьбы подать тот или иной инструмент, стук стали о живую плоть и монотонное шипение аппарата, подававшего кислород в легкие Пирс. – Дно глазницы разломилось на две больших части. Если мне удастся подвинуть их на место, не сломав, мы можем обойтись без имплантата.
– Такая конструкция будет надежна? – спросил Эмброуз. – Эти кости выглядят такими хрупкими, как яичная скорлупа.
– Давай посмотрим, что я смогу сделать.
Патриция взяла тонкий серебряный зонд с затупленным концом и с его помощью аккуратно вернула кости на место.
– Похоже, зрачки на одном уровне. Теперь я соединю пластиной латеральный и нижний край глазницы, и они будут держаться. Все будет хорошо.
Все будет хорошо. С ней все будет хорошо. Эти слова эхом отдавались в голове Уинтер. Она зажмурилась, чтобы сдержать подступившие к глазам слезы. Все, чего сейчас хотелось Уинтер, – чтобы с Пирс все было в порядке. Чтобы ей было не больно, чтобы она была счастлива и чтобы они были вместе. Уинтер еще никогда и ни в чем не была так уверена – она хотела быть с Пирс.
* * *
Пирс казалось, что она проспала лишь несколько минут. У нее пересохло в горле, и было больно глотать. Ее лицо пульсировало, и Пирс захотелось как-нибудь избавиться от этого ощущения. Она медленно и осторожно провела рукой по шее и подбородку: корсет уже сняли. Когда Пирс попыталась потрогать лицо, вокруг ее запястья сомкнулись сильные прохладные пальцы.
– Пока не нужно трогать лицо, любимая.
– Уинтер?
– Привет, – сказала Уинтер и улыбнулась при звуке голоса Пирс. – Ты в послеоперационной палате. Операция прошла успешно.
Пирс нахмурилась, хотя у нее было такое чувство, что ее лицо было полностью неподвижным.
– Все закончилось?
– Да, примерно полтора часа назад.
Уинтер погладила Пирс по голове, по здоровой щеке, по шее и плечам. Она, казалось, не могла остановиться – ей так хотелось дотрагиваться до Пирс.
– Теперь с тобой все в порядке.
– И как там все было?
Если бы я могла посмотреть. Уинтер безумно хотелось обнять Пирс. Она опустила металлический поручень койки, чтобы быть как можно ближе к любимой.
– Дно глазницы переломилось на две крупные части. Патрисия довольно легко поставила их на место и обошлась без имплантата, она использовала лишь две пластины.
Пирс закрыла глаза и вздохнула.
– Все должно быть нормально, как думаешь?
У Уинтер чуть не разорвалось сердце от едва заметной неуверенности в голосе Пирс. Наклонившись, она поцеловала Пирс в уголок рта.
– Да, все будет хорошо, не волнуйся.
– Который час? – вдруг встрепенулась Пирс.
– Начало седьмого, уже вечер.
Пирс напряглась, пытаясь вспомнить, что с ней случилось. Она была за рулем. Остановилась выпить кофе перед платной дорогой. Еще было темно, машин немного.
– Сейчас еще суббота?
– Да, субботний вечер.
– Ты здесь весь день?
– Да.
– Спасибо. Я…
– Ш-ш-ш, я же обещала тебе, что не уйду.
– Я просила их тебе позвонить, – Пирс взяла Уинтер за руку и сжала ее пальцы. – Твердила об этом все время. Но мне что-то вкололи, и я не смогла их убедить.
Уинтер постаралась сдержать злость, впервые осознав, какой невидимой их любовь может быть для окружающих. Нет, она этого больше не допустит.
– Придется пришить на твою одежду нашивку с моим именем и номером телефона, – шутливо сказала она.
– Как у Ронни? – хрипло рассмеялась Пирс.
– М-м-м, вы мои любимые.
Уинтер поцеловала пальцы Пирс.
– Я так тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, прости за все это.
– Разве это твоя вина.
Пирс беспокойно заерзала на кровати. С каждой минутой ее сознание прояснялось все больше, наркоз отпускал ее. Каждый ее вдох отдавался жуткой болью в грудной клетке. Голова гудела, словно внутри ее черепа поселилось какое-то злобное существо и долбило изнутри, пытаясь выбраться через глазницы. Больничная койка была холодной и жесткой, верхний свет – слишком ярким и резал глаза. Пирс очень хотелось отсюда выбраться.
– Когда меня отпустят домой?
– Возможно, завтра.
– Почему не сегодня? Мне здесь нечего делать.
– Тебе больно, солнышко? – ласково спросила Уинтер.
