Борцы с «церковно-монархической контрреволюцией»
Далее «церковно-монархическое подполье» (ЦМП, при всей условности и искусственности этого термина, его содержание опиралось на действительно распространенные среди иосифлян монархическо-реставраторские и антисоветские взгляды, что относило участников общин ИПЦ к категории опасных политических противников власти) удерживало статус одного из приоритетных объектов деятельности НКВД. Сам термин «ЦМП» нес в себе и функции идеологемы, и стандартного обвинения в политических преступлениях. Образованный по приказу ОГПУ СССР от 5 марта 1931 г. № 95/54 Секретно-политический отдел (СПО, первое подобное подразделение появилось в ВЧК уже в феврале 1919 г.) среди функций имел и антирелигиозную деятельность. Созданный по его подобию СПО ГПУ УССР включал 4-е отделение, именовавшееся, что симптоматично, «церковно-монархическим», поскольку к его функциям была отнесена оперативная работа как против религиозных конфессий, так и против сотрудников царской администрации и жандармерии, бывших аристократии, дворянства
[761].
В 1937 г. началась новая репрессивная волна против православного клира (как и других категорий «неблагонадежных» граждан и служителей иных конфессий). По ложным обвинениям, доносам внутрилагерной агентуры, новым сфабрикованным делам отбывавшие срок или вновь арестованные священнослужители, как правило, приговаривались к расстрелу. В 1937–1938 гг. был нанесен и второй удар по ИПЦ и ИПХ, в это время выявлялись скрывавшиеся в подполье священнослужители и уничтожались отбывавшие сроки заключения руководители антисергиан. Но, несмотря на все гонения, деятельность истинно-православных продолжалась. При этом система государственного преследования верующих, набирая обороты, еще более укрепляла протестные настроения и социально-психологическое неприятие советской власти со стороны ИПЦ и других катакомбных течений, равно как и их враждебное отношение к «легальной» Московской патриархии.
Общесоюзная ситуация ярко проявилась в Украинской ССР. Лишь за время репрессивных кампаний 1936–1937 гг. в республике уголовным наказаниям (преимущественно их высшей мере) подверглось 6,5 тыс. «служителей религиозных культов»
[762]. С 1 июня 1937 г. по 4 января 1938 г. среди 177 350 арестованных в УССР «врагов народа» насчитывалось 7245 представителей «церковно-сектантской контрреволюции», из которых 6112 граждан осудили внесудебные органы НКВД УССР (а к июлю 1938 г. эта категория пополнилась еще 1587 арестованными)
[763].
По существу, Православную церковь жестокими гонениями загнали в подполье, хотя при этом в закрытых информационных матералах НКВД УССР констатировались высокий уровень религиозности населения и распространение вынужденных форм «нелегального» богослужения. В отчете об оперативно-служебной деятельности НКВД – НКГБ УССР за период Великой Отечественной войны отмечалось, что к 1941 г. «значительное количество попов, особенно монахов и монахинь, несмотря на свой формальный отход от церковной деятельности, а также сектантские авторитеты, продолжают свою нелегальную деятельность, группируют вокруг себя антисоветски настроенную часть верующих, оборудуют нелегальные церкви, отправляют богослужения и выполняют различные религиозные требы»
[764].
В 1930-е гг. произошло значительное изменение состава катакомбников. Если в конце 1920-х гг. в подполье находились лишь ИПХ и часть иосифлян, то теперь они стали составлять меньшинство. С середины 1930-х гг., в результате закрытия почти всех православных храмов, самую многочисленную часть катакомбников составили верующие, никогда не порывавшие с митрополитом Сергием. Они ушли в подполье только потому, что открытое совершение религиозных обрядов оказалось невозможным, и когда (с началом войны) положение изменилось, восстановили каноническую связь с избранным в 1943 г. Патриархом Московским и всея Руси Сергием
[765]. В «катакомбы» были вынуждены уйти и умеренные группы «непоминающих» – они в большинстве считали отход от Московского патриархата временным явлением, что и подтвердилось в дальнейшем
[766].
Период Великой Отечественной войны стал переломным для катакомбного движения. Ее начало было положительно воспринято частью ИПХ, рассчитававшего на быстрое падение безбожной советской власти. Отношения их с оккупационными германскими властями складывались по-разному. На Северо-Западе России катакомбники в основном предпочитали оставаться в подполье, так как там под покровительством немцев действовала Псковская духовная миссия в юрисдикции Московского патриархата. В ряде других районов страны – в Брянской, Орловской, Воронежской областях, Белоруссии, Крыму, на Дону и во многих областях Украины они зачастую переходили на легальное положение
[767].
В период оккупации территории Украины катакомбные общины получили определенные возможности развития, чему способствовала и квазирелигиозная политика нацистской Германии, а также союзной ей Румынии, являвшаяся продуманным элементом информационно-психологической войны, инструментом социально-психологического раскола общества и подрыва духовно-культурной идентичности славянских народов
[768]. В целом германская администрация первоначально активно поддерживала церковных сепаратистов и способствовала созданию Автокефальной украинской церкви в противовес возникшей на несколько месяцев раньше Автономной церкви в составе Московского патриархата. Но по мере все большего ухудшения отношений с украинскими националистами, развертывания партизанского движения сторонников одного из руководителей националистического движения С. Бандеры и Автокефальная церковь теряла свое привилегированное положение.
