С 1943 г. Святой престол стремился стать посредником между державами «Оси» и западными демократиями. При этом Понтифик осуждал лозунг безоговорочной капитуляции Германии, рассматривал ее в послевоенный период как сильную державу, желал максимального продвижения на Восток католической Польши, опасался коммунизации Италии. Маневры Ватикана привлекали закономерное внимание Кремля, поставившего Наркомату иностранных дел (НКИД) задачу поиска контактов с Папской курией. В декабре 1943 г. глава советского правительства затребовал у контрразведывательного управления НКГБ справку «О состоянии римско-католических костелов на территории СССР» (подготовлена 4 мая 1944 г.). Выяснилось, что в СССР функционируют два костела для обслуживания дипломатического корпуса в Москве и Ленинграде, хотя действует и массовая Греко-католическая церковь в Западной Украине (до 4 млн верных, почти 2400 приходов).
Архипастырь и маршал: шанс взаимопонимания
Общинам РКЦ сделали ряд уступок в западных регионах СССР (в Прибалтике, на западе Украины и Белоруссии), возобновилась подготовка кадров священников. В мае 1944 г. И. Сталин и глава НКИД В. Молотов приняли священника-католика из США Станислава Орлеманского, сообщив ему о готовности не ущемлять права католиков и сотрудничать с Ватиканом. Эта встреча была расценена на Западе как «окольный метод установления гармонии с западным миром» (в Ватикане встречу сочли «советским пропагандистским трюком»). Председатель Совета по делам религиозных культов при Совнаркоме СССР, полковник госбезопасности И. Полянский
[294] в январе 1945 г. в беседе с американским журналистом Д. Фишером подчеркнул наличие компромисса властей с РКЦ и униатами в СССР
[295].
Не притесняли до определенного времени и Греко-католическую церковь (УГКЦ) в Западной Украине, чему способствовала и традиционно лояльная по отношению к властям позиция главы этой конфессии митрополита Шептицкого. В выступлении Андрея Шептицкого на праздничной сессии собора униатского духовенства 7 сентября 1944 г. подчеркивалось, что в религиозной политике советского правительства в период войны, по сравнению с 1939–1941 гг., произошли большие перемены, и большевики прекратили гонение на церковь.
В свою очередь, несмотря на известную советской спецслужбе «гибкую» позицию А. Шептицкого по отношению к рейху, чекисты считались с духовным авторитетом и общественным весом этой масштабной и противоречивой фигуры среди населения Западной Украины. В последние месяцы жизни митрополита предпринимались попытки изучения его личности, отношения к советской власти (вероятно, для разработки линии отношений с Предстоятелем УГКЦ). Так, 30 августа 1944 г. глава НКГБ УССР С. Савченко утвердил разработанный С. Кариным-Даниленко «План официальной встречи с главой униатской церкви – митрополитом Шептицким». При этом сам Карин действовал под прикрытием должности «исполняющего обязанности Уполномоченного Совета по делам религиозных культов при СНК УССР». Планировалось составить представление о деятельности А. Шептицкого в период оккупации и его «практической линии» по отношению к советской власти, а также склонить архиерея выступить с обращением к УПА с призывом сложить оружие, побудить УГКЦ к активному сотрудничеству с властями, сбору средств для Красной армии
[296].
Прибыв во Львов и изучив накопившийся агенутрный материал по А. Шептицкому и его окружению, С. Карин 6 сентября 1944 г. принял во Львовском облисполкоме архиепископа Иосифа Слепого и личного помощника А. Шептицкого, священника Ивана Котива (контрразведчик обратил внимание, что Котив ведет себя властно, буквально выхватил, чтобы опередить И. Слепого, предъявленный Кариным «документ прикрытия»). Как сообщили представители митрополии, Предстоятель болен, парализован, приносит извинения и приглашает посетить его резиденцию.
7 сентября С. Карин посетил митрополичьи палаты, где встретился с А. Шептицким – «огромным стариком в черной опрятной сутане с белым воротником», по описанию чекиста. Митрополит, несмотря на возражения Карина, уважительно именовал гостя «министром», высказал сожаление, что раньше представители власти не встречались с ним. Митрополит, желая расположить собеседника, подчеркнул: «Приветствую братский союз между украинцами и русскими, люблю русский народ, люблю его литературу, знаю лучших представителей русской интеллигенции»
[297]. В беседе с С. Кариным-Даниленко А. Шептицкий дал резкие оценки движению ОУН и УПА: «Бандеровщина – это вредное явление, с которым нужно бороться. Хотите – я пошлю своих в леса, уговорить этих слепых людей прекратить борьбу с советской властью… Я считаю бандеровщину большим злом для народа».
Не переоценивая искренности владыки, опытнейший оперработник-«религиовед» пришел к выводу о «переломе» в настроениях собеседника, его разачаровании в немцах, понимании мощи Красной армии, трезвой оценке им положения в СССР и бесперспективности борьбы с Москвой, что имело кардинальное значение для умиротворения региона, где «авторитет митрополита Шептицкого продолжает быть незыблемым». «Нашу тактику в довоенный период, – особо отметил Карин, – исключающую личные контакты с Шептицким, я считаю ошибочной». Митрополита возможно привлечь к процессу умиротворения повстанческого движения
[298].
О результатах встречи опытнейший контрразведчик-«религиовед» доложил С. Савченко, а тот, в свою очередь, 14 сентября 1944 г. информировал наркома госбезопасности СССР В. Меркулова. Сам А. Шептицкий характеризовался как «старый украинский сепаратист, германофил», один из создателей подконтрольного Австро-Венгрии «Союза освобождения Украины». Отмечалось, что в беседе с ним Шептицкий заявил: «Я искренне рад, что советская власть освободила нас от этих немцев, и об этой радости и об обязанностях, вытекающих из нее, говорил и говорю верующим и духовенству. Не далее как сегодня у меня состоялся собор местного духовенства и некоторых приезжих. Такие соборы у меня бывают каждый четверг. Так вот, я поучал их, как нужно быть благодарным и покорным советской власти, ниспосланной нам Богом, и духовенство с искренностью воспринимало и воспринимает мои поучения».
