– Алена! Не стоит воспринимать мои слова так серьезно! Разумеется, у любого правила есть исключения. А то, что я тебе сказал, вообще не есть истина. Это всего лишь мои наблюдения.
Алена продолжала оставаться серьезной.
– Неужели у меня в лице вселенская скорбь? – огорченно проговорила она.
Астахов накрыл ее своим телом и, продолжая улыбаться, сказал:
– Ну, теперь-то у тебя в глазах ее никто не обнаружит, не так ли?
Так и не улыбнувшись, Алена посмотрела ему в глаза и ответила:
– А это теперь будет зависеть только от тебя.
Петр тоже перестал улыбаться. Они смотрели друг на друга и думали об одном и том же: в их глазах теперь будет читаться одна лишь любовь. И те, которые другие, которые позволяют себе излишне пристально вглядываться в чужие глаза, непременно будут им завидовать.
Алена обняла Астахова так крепко, как только могла. Да, он прав. Она запрограммирована на любовь и уж отлюбит за все те годы, которые, как ей теперь казалось, прожила напрасно. Нынешние Аленины дни были наполнены только мыслями о Петре, а ночи были полны им самим, их любовью. Алена не худела только потому, что худеть ей было уже некуда, но глаза от бессонных ночей все же несколько запали и подернулись чувственной дымкой.
– Вот ведь мне отказали от дружбы, а я что? Я ведь сущую правду сказал, – как-то проронил Стасик Любимов, слегка подъехав к ней на компьютерном стуле.
– Ну и в чем же твоя правда состоит? – ухмыльнулась Алена.
– Я же тебе сразу сказал, что он классный мужик!
– И про кого же это ты?
– Ясное дело, про кого... Про Петруху Астахова...
Алена не ответила.
– И чего молчишь? – не отставал Любимов. – Меж вами чуть ли не искры сыплются! Неужели такая неземная страсть?! А ведь могла бы, между прочим, и со мной... Для меня ведь халатик-то распахивала...
– Заткнись, Любимов, – посоветовала Алена.
– Могу, конечно, и заткнуться, – согласился он, а потом зачем-то добавил: – Пока...
Алена не обратила на эту его существенную добавку никакого внимания.
Уже на следующий день ей пришлось эту добавку вспомнить, потому что Петр ждал ее после работы в очень хмуром состоянии.
– Что-то случилось? – спросила его она.
– Почему ты не сказала мне, что вы с Любимовым... – с места в карьер начал Астахов.
– Что мы с Любимовым?! – насторожилась Алена.
– Что у вас... любовь была...
– Не было у нас никакой любви! – возмутилась она.
– Как это не было, когда он все твои родинки наперечет знает!
– Какие еще родинки?
– Все, вплоть до... самых интимных... И вообще, он ведь был у тебя в гостях, когда на моем балконе этот чертов растворитель опрокинулся... И как это у меня из головы вылетело? Совсем крышу снесло... Напрочь...
– А что сейчас? – зло спросила она.
– Что сейчас? – не понял он.
– Сейчас крыша на месте?
– Да вроде того...
– Неужели тебе важно то, что мелет этот Стасик?
– Он утверждает, что я сломал ему жизнь, что вы уже и заявление подали! – побелевшими губами сказал Астахов.
– Да врет эта скотина! – возмутилась Алена.
– То есть от любви до ненависти ровно столько же шагов, сколько от ненависти до любви? Чувства одного порядка, да?
– О чем ты, Петя?
– Неужели не понимаешь?
– Не понимаю...
– Сейчас поймешь... – Он сжал Алене плечо так, что она с трудом удержалась от вскрика. – А может быть, то, что все это время происходило между нами, и не любовь вовсе?!
– А что?
– Пик ненависти, вот что! Высшее ее проявление?!
– Совсем обалдел, да?!
– Да! Я обалдел! Я свихнулся! Я принял за любовь... В общем... – прошипел он, действительно глядя на нее с ненавистью, – я готов убить вас обоих...
И он быстро пошел прочь. Алена видела его сжатые кулаки и вжавшуюся в плечи голову. Что же произошло? В чем дело? Он сейчас говорил о любви? Да... он говорил о любви... О любви вообще... О любви как понятии... О любви в принципе... После Раискиного дня рождения они с Астаховым не могли оторваться друг от друга, но он ни разу не сказал, что любит ее. Может быть, он любил как раз и не ее, а, так сказать, процесс любви... совокупление как таковое... совокупление в принципе и совокупление как понятие. А тут вдруг в этот интимный процесс попытался встрять посторонний индивид по фамилии Любимов. Но каков же подлец этот посторонний индивид! Алена даже не ожидала от него такой прыти. Ну надо же какой шустрый – и откуда что взялось? Он не в состоянии разобраться с простейшей компьютерной программой, а тут вдруг такой недюжинный всплеск интеллекта! И когда он только успел?! Ах да-а... Не зря же Стасик сегодня так спешил, якобы по важным делам! Даже попросил выключить за него компьютер! Ну и мерзавец! Повесил на нее свой комп, чтобы было время устроить ей же подлянку! Хорошо... Допустим, Любимов негодяй и мерзавец, а кто тогда Астахов? Как он изысканно выражался на предмет высшего проявления ненависти! А что? Может быть, так и есть на самом деле? Ненависть сладка не меньше, чем любовь! Ей ли этого не знать! Неужели и она не любит Петра? Не любит... Нет... Она любит... Любит... Как же сильно она его любит...
Весь вечер Алена просидела на диване, почти не меняя позы. Она ждала Астахова. Он не пришел и не позвонил. В 23.30 Алена набрала номер Любимова.
– Зачем ты это устроил, Стасяра?! – мрачно спросила она.
– Я люблю тебя, и... – ответил он.
– Хватит врать! – оборвала его она.
– Когда другие тебе это втюхивают, так ты слюнки распускаешь, а как я, так сразу вру, да?!! А я не вру! И ты это знаешь!
– Когда любят, не уходят к приятелям от почти обнаженной женщины!
– Ага! Я так и думал! Ты мне никак не можешь простить, что я на тебя сразу не набросился, как какой-нибудь половой извращенец! А я, может быть, не могу прямо так, когда с верхнего балкона друзья по институту смотрят! Мне, может быть, надо, чтобы был интим, и мы только вдвоем... Потому что когда любовь, то другие лишние...
– Любимов, прекрати заливать! – опять прикрикнула на него Алена. – Ты не любить меня собирался, а «попользоваться насчет клубнички», как говаривали классики отечественной литературы! Ты хотел с приятелем «посидеть по-мужски», а мной на десерт закусить! На сон, так сказать, грядущий!
– А ты?! А ты на что со мной рассчитывала?! – тоже взвопил Любимов. – Хочешь, я скажу, что ты думала, когда согласилась со мной встретиться?
– Ну!
– Ты думала, что как-нибудь перекантуешься со мной, с жалким Стасиком, поскольку другого желающего нет, а тело мужика просит!
