Тормасов, уже сдававший в то время должность, тем не менее написал Гурьеву, что «лучшим оправданием для него может быть только скорое очищение Табасаранской области от бунтовщиков», напоминая, что «Севастопольский полк и в прошлом году, запершись в стенах Кубинской крепости, не имел геройского духа противостоять толпе бунтовщиков и был уже причиной разорения целой Кубинской провинции».
Резкое замечание Тормасова и вышедшие в то время приказы Паулуччи, выражавшие характер требований главнокомандующего, побудили Гурьева перейти наконец к наступательным действиям. Утром 6 ноября он прибыл к Аджиахуру и здесь увидел, что все окрестные горы усеяны лезгинами. Несмотря на это, Гурьев решил немедленно атаковать неприятеля, и бой, начатый в лесистых ущельях, скоро перешел в кровавую резню, длившуюся шесть часов кряду и кончившуюся тем, что Севастопольский полк вынужден был отступить с большой потерей. Неудача так повлияла на Гурьева, что он в течение почти двух недель не трогался с места, считая свое положение безвыходным. Между тем лезгины обложили Кубу. К счастью, в это время на помощь Гурьеву прибыл из Ширвани новый шеф Троицкого пехотного полка генерал-майор Хатунцев с казачьим полком и батальоном Херсонского полка.
Хатунцев не имел до сих пор особого случая заявить себя в военном отношении, но на Кавказе он был известен как человек неподкупной честности, с серьезным и решительным характером
[53]. Прибыв в Кубинское ханство, он произвел секретное дознание о действиях Гурьева и оправдал его в глазах Паулуччи. «Гурьев, – писал он главнокомандующему, – несчастлив только тем, что не имеет вовсе надежных помощников. Стоя в Кубе, я заметил, что корпус офицеров Севастопольского полка совершенно расстроен и склонен к интригам». Особенно Хатунцев указывает на двух братьев, капитанов Логвиненковых, из которых «один бежал во время сражения», покинув оружие, а другой до того растерялся, что уже по окончании боя схватил полковые знамена и отрубил у них подтоки, не отдавая себе отчета, что он делает
[54].
В Кубе Хатунцев, присоединив к своему батальону еще батальон егерей, смело бросился на главное скопище горцев и после четырехчасового кровопролитного боя у деревни Рустовой разбил его наголову. Победа была так решительна, что неприятель, оставив в руках победителей тридцать знамен и до тысячи тел, рассыпался в разные стороны; сам Шейх-Али бежал в Казикумык и скрылся у Сурхайхана.
Хатунцев решился настойчиво преследовать горцев и не прекращать военных действий до тех пор, пока не покорит Сурхая и не заставит его подписать трактат на подданство России. 2 декабря войска его подошли к реке Самур, и русский генерал отправил казикумыкскому владельцу требование о выдаче Шейх-Али-хана. Сурхай ответил уклончиво. Тогда Хатунцев повторил требование более энергичным тоном. Сурхай прислал сказать, что выдаст Шейх-Али в том только случае, если ему будет выдан кровный его враг Аслан-бек, бежавший из Казикумыка в русские пределы. Сурхай отлично понимал, что русские никогда не согласятся на подобный обмен, и смело предъявлял подобное требование. Хатунцев видел ясно, что Сурхай желает только выиграть время, а потому, присоединив к себе еще батальон Севастопольского полка, вошел в Казикумык и принялся истреблять аулы, посевы, стада и все угодья горцев.
Страшное разорение страны вынудило казикумыкского хана войти в новые переговоры. Он просил остановить военные действия, обещая исполнить все предъявленные ему требования. Хатунцев дал хану два часа срока, но, когда к назначенному времени ответ не был доставлен, он двинулся на Кюри, главное селение в области того же имени.
Кюринская крепость, окруженная высокими стенами и рвом, стояла в ущелье на самой границе с Казикумыкской провинцией. Доступ к ней с открытой стороны преграждали девятнадцать башен, вооруженных артиллерией, а окрестные горы покрыты были лезгинами. Сурхай и Шейх-Али-хан засели в крепость с твердой решимостью защищаться насмерть.
Так как блокировать Кюри по условиям местности было невозможно, то Хатунцев 14 декабря сбил неприятеля с высоты, а вслед за тем главная башня, защищавшая вход в крепостные ворота, взята была штурмом. Истребление ее защитников на глазах всего гарнизона, гром русских пушек, крики «Ура!» и вид батальонов, грозно остановившихся под самыми стенами крепости, привели приверженцев Сурхая в такое замешательство, что они в беспорядке бросились бежать в горные ворота и скрылись в ущелье. Победители нашли в крепости две медные пушки, восемь знамен и множество оружия.
Сурхай не хотел входить в сношения с Хатунцевым и отправил посланного для переговоров прямо к маркизу Паулуччи, надеясь выторговать для себя несколько выгодных условий. Но Паулуччи не принял предложений Сурхая. «Я объявляю вам, – писал он ему, – что путь вашего спасения один – это выдать тотчас же Шейх-Али-хана в руки генерал-майора Хатунцева. Тогда войска по моему повелению возвратятся назад; в противном случае они не оставят камня на камне в вашем владении, а Кюринская область вся без изъятия будет от вас отнята. Вот вам мое последнее слово; выбирайте, что лучше, а я исполню так, как сказал».
Сурхаю, владетелю древнейшего из дагестанских ханств, никогда не признававшего над собой ничьей чуждой власти, трудно было уступить требованию маркиза, и он предпочел отделаться молчанием. Тогда Хатунцев объявил Кюринскую область независимым ханством и назначил правителем его Аслан-бека Казикумыкского, племянника и кровного врага Сурхая.
Образование нового ханства нарочно обставлено было большой церемонией. Аслан-беку пожалован был чин полковника, грамота на достоинство хана и знаки инвеституры: сабля и знамя с гербом Российской империи. Все это вручено было ему на площади, при огромном стечении народа и войска, с особенной торжественностью. Сам комендант на богатой подушке, нарочно присланной для этого случая из Тифлиса, поднес ему высочайшую грамоту, а два офицера вручили ему один – распущенное знамя, другой – драгоценную саблю, лежавшую в открытом футляре. Войска отдали честь с барабанным боем и музыкой. Кюринцы ликовали, видя милость царя к их новому хану и слыша торжественное обещание представителя России защищать их землю от всяких покушений врагов как неотъемлемую часть Российского государства.
«Часть ваших владений, – писал после этого маркиз Паулуччи Сурхаю, – я отнял за то, что вы не исполнили последнего моего повеления. Теперь я ограничусь этим, но ежели вы предпримете что-либо против кюринского хана, то потеряете все ваше владение и будете скитаться, как ветреный Шейх-Али-хан, без всякого пристанища».
