Резервом на прежних батареях состоять из остающихся от штурма людей; так как уже сказано в приказе, что отступления не будет, то остается теперь сказать, что если, сверх чаяния, которой-либо колонны люди замкнутся идти на лестницы, то всех будут бить картечью».
Генерал-майор Котляревский.
Штурм начался в ночь с 30 на 31 декабря 1812 года. В пятом часу утра войска молча вышли из лагеря, но, еще далеко не дойдя до назначенных пунктов, были уже встречены артиллерийским огнем неприятеля. Не отвечая на выстрелы, солдаты спустились в ров и, приставив лестницы, быстро полезли на стены. Закипела ужасная битва. Передние ряды штурмующих не удержались и были сброшены, многие офицеры, и между ними подполковник Ушаков, убиты, а число персиян на стенах между тем быстро увеличивалось. Тогда Котляревский, видя смятение отряда, сам бросился в ров и, став над телом Ушакова, ободрил людей несколькими энергичными словами. В это время пуля попала ему в правую ногу. Придерживая рукой колено, он спокойно повернул голову и, указав на лестницы, громко крикнул: «Сюда!» Воодушевленные солдаты снова кинулись на приступ. В это мгновение две пули поразили вождя в голову, и он упал полумертвым.
«Но в ту минуту, как силы меня оставляли, – говорил впоследствии сам Котляревский, – я, как бы в сладком сне, слышал высоко над своей головой победное «ура!», вопли персиян и их мольбы о пощаде».
Штурм был необыкновенно кровопролитен; персидский историк так описывает его:
«При штурме Ленкорани бой был так горяч, что мышцы рук от взмахов и опусканий меча, а пальцы от беспрерывного взвода и спуска курка в продолжение шести часов сряду были лишены всякой возможности насладиться отдохновением».
Наконец крепость была взята после трехчасового страшного боя, в котором особенно энергично и удачно действовали первая и третья колонны под начальством храбрых майоров: Грузинского полка – князя Абхазова, и семнадцатого егерского полка – Терешкевича. К сожалению, последний получил смертельную рану и умер через десять дней, не дождавшись креста Святого Георгия, к которому был представлен. Абхазов, заступивший в командование первой колонной вместо убитого подполковника Ушакова, получил за штурм орден Святого Георгия 4-й степени; заступивший же вместо Терешкевича майор Дьячков, как имевший уже Георгиевский крест за асландузскую победу, назначен в чине майора командиром семнадцатого егерского полка.
Комендант Ленкорани Садых-хан и с ним десять других ханов честной смертью искупили свое упорство и пали вместе с гарнизоном на стенах крепости. С русской стороны потеря простиралась до тысячи человек, что составляло более двух третей всего отряда.
Котляревский был разыскан уже после сражения в груде убитых, и только благодаря искусству и неусыпным стараниям полкового доктора Грузинского полка остался в живых. Признательный Котляревский никогда не забывал этого доктора; он тут же назначил ему пожизненную пенсию и, несмотря на собственную нужду, впоследствии, в течение всех тридцати девяти лет своей жизни, прежде всего отделял и отсылал ему пенсию всякий раз, как получал свое небольшое содержание. Доктор пережил своего благодетеля.
Тяжелые раны не заставили Котляревского сдать командование, и он с одра страдания продолжал распоряжаться отрядом. «Я сам получил три раны, – писал он в своем донесении главнокомандующему. – Благодарю Бога, благословившего меня запечатлеть успех дела моей собственной кровью».
Печально возвращались победоносные остатки отряда в Тифлис. Офицеры и солдаты, поникнув головами, без песен и со слезами на глазах, благоговейно шли за носилками, на которых лежал обезображенный и измученный страданиями любимый вождь их. Лицо его все сведено было на сторону, правого глаза не было, челюсть раздроблена, и из уха торчали разбитые черепные кости. Полумертвого привезли его в Тифлис. Главнокомандующий в полной парадной форме и в Александровской ленте, полученной им за асландузскую победу, немедленно отправился к больному, а скоро он имел удовольствие поздравить Котляревского с орденом Святого Георгия 2-й степени – наградой, необычайной на тридцать первом году жизни.
Ближайшим последствием ленкоранского штурма был Гюлистанский мир.
И современники, и потомки не могли не оценить доблестной личности Котляревского и его изумительных подвигов. Даже величавые и грозные события 1812 года не затмили славных побед, одержанных им на отдаленных азиатских границах. И противоположное, если бы оно было возможно, было бы глубокой неблагодарностью. «Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, не менее драгоценна, чем пролитая в Европе, на берегах Москвы и Сены, а пули галлов и персиян причиняют одинаковые страдания». Так сказал сам Котляревский.
Позднейшие историки с удивлением останавливаются на славных деяниях Котляревского. Один из военных русских писателей справедливо замечает, что, «читая про подвиги войск во время первой персидской войны в Закавказье, можно подумать, что читаешь жизнеописания величайших героев Древнего Рима и Греции».
Еще большим энтузиазмом дышит отзыв о штурме Ленкорани знаменитого писателя, безрукого инвалида Ивана Никитьевича Скобелева. «Этот молодец, – говорит он про Котляревского, – бывший начальником числом слабого, но, как порыв бури, грозного отряда, затеял овладеть бусурманской крепостью Ленкоранью. У Котляревского стояло в строю всего полторы тысячи человек, но ребята были залихватские! Режь – кровь не капнет! С этим богатырским, разудалым намерением отряд приблизился к крепости. Котляревский лишь взглянул – смекнул. «К штурму, товарищи!» – гаркнул молодец. Солдаты встрепенулись, перекрестились и вихрем понеслись на крепостную стену, но, увидев пятерых против одного, оробели, позамялись… Ахти, плохо! Котляревский, зная дело до подноготной и ведая, что каждый миг раздумья приносит гибель, тотчас решил купить победу собственной жизнью. Решил – и с быстротой стрелы небесной русский генерал явился на крепостной стене первым. Ну, какая же крепость не падет после этого к подножию царского трона…
Ура, Котляревский! Ты обратился в драгоценный мешок, в котором хранятся в щепу избитые, бесценные, геройские твои кости. Но ты жестокими муками своими и теперь продолжаешь еще служить государю с пользой, являя собой достойный подражания пример самопожертвования воина и христианина. Долго, долго бы прожил Котляревский, если бы только солдаты могли выкупить дни его своими годами!..»
Вспомнил про Котляревского, спустя сорок два года после Ленкорани, и новый наместник кавказский, генерал-адъютант Муравьев, когда, приветствуя войска Кавказского корпуса, он указывал им на славные предания прошлого. «Среди вас, – говорил главнокомандующий в своем приказе, – возрос и прославился герой Котляревский. Пусть имя его всегда будет в памяти и сердце вашем как пример всех военных доблестей.
Воин-христианин, строгий к себе, Котляревский был строг и к подчиненным, уклоняющимся от исполнения своего дела. Он любил и оберегал солдата, сам разделял с ним трудности и лишения, неразлучные с военным бытом. Он не пренебрегал строем; в дисциплине он видел залог нравственной силы, а потому и успеха, и войско понимало и любило его. С именем Котляревского передало оно потомству имена Ахалкалаков, Асландуза и Ленкорани, где с малыми силами поражал он сильных врагов.
