На этих-то двух лиц, на Эристова и Муравьева, Паскевич и возложил защиту столь важной в тогдашних военных операциях Нахичеванской области. Но, зная ничем не сдерживаемую храбрость Эристова и решительность Муравьева, он очертил круг их действительности строгой программой: отряд должен был защищать границы, прикрывать вагенбург и даже делать небольшие движения за Аракс, чтобы отвлекать неприятельские силы от Эривани; но ему строго запрещено было вдаваться внутрь персидской страны и затевать какое-нибудь серьезное дело.
Невозможно не признать благоразумия этих распоряжений, потому что положение Эристова и без того представляло незаурядные трудности. В тот момент, когда Паскевич выступил под Эривань, для прикрытия обширного края, если не считать слабых гарнизонов, занимавших Аббас-Абад и Нахичевань, остались всего батальон Тифлисского полка, казачий полк да несколько орудий, стоявших у Кара-Бабы. К ним, в случае надобности, могли присоединиться еще уланская бригада
[116] да два полка черноморских казаков, по-прежнему оставленных на Базар-чае для прикрытия коммуникационной линии, – но это и было все, чем мог располагать князь Эристов в первые дни по уходе Паскевича. Сильные подкрепления, правда, ожидались из Карабага, но пока они еще не пришли, Эристову пришлось пережить тревожные минуты.
Началось с того, что неугомонный Керим снова появился под Аланчой, со всей своей конницей. Два черноморских полка вследствие этого должны были выдвинуться вперед, за Кечеры, чтобы закрыть табуны, которым теперь грозила постоянная опасность, – и оборона коммуникационной линии была ослаблена. К счастью, дорога, разрабатывавшаяся, по приказанию Паскевича, через Ах-Караван-Сарай к Герюсам, была к тому времени кончена, и освободившийся с работ батальон Козловского полка стал в резерв за Черноморской бригадой. Покушения неприятеля с этой стороны были, таким образом, парализованы.
Но зато серьезная опасность висела теперь над самой Нахичеванью. Получены были известия, что Аббас-Мирза, покинув Эриванское ханство, остановился в Шарурской области, бок о бок с Нахичеванской провинцией, и замышляет исполнить тот же маневр, который уже раз удался ему против Красовского. Зная, какими ничтожными силами располагает Эристов, он думал легко овладеть Нахичеванью, – и 7 сентября войска его уже двигались туда двумя колоннами: пехота шла со стороны Шарура, конница, предводимая Аллаяр-ханом, – по Тавризской дороге. Вторжение с двух сторон, не давая русским возможности сосредоточить и те слабые силы, которые у них находились, обещало Аббас-Мирзе полный успех, а по взятии Нахичевани ему казалось уже нетрудным разбить Эристова у Кара-Бабы и истребить русские транспорты. Участь всей кампании снова висела на волоске, потому что увенчайся этот смелый план успехом – и Аббас-Мирза приобрел бы результаты несравненно важнейшие, чем те, которые представлялись после поражения Красовского. Тогда Паскевич должен был оставить поход на Тавриз, а теперь русские были бы вынуждены оставить даже и осаду Эривани.
Случилось, однако, что к тому времени, как Аббас-Мирза приблизился к русским границам, к Эристову уже подошли подкрепления. Из Карабага генерал Панкратьев привел батальон Нашебурского и батальон Козловского полков; с Базар-чая прибыли другой батальон козловцев, уланская бригада и два полка черноморских казаков, смененные на своем посту войсками князя Вадбольского. С этими силами князь Эристов спустился с гор и придвинулся к Нахичевани, где к нему присоединились еще пять рот херсонских гренадер, – так что у него составилось до четырех тысяч пехоты и две тысячи конницы, при двадцати шести орудиях. Аббас-Мирза не рассчитывал встретиться с сильным отрядом, он не хотел поверить, чтобы русские могли так быстро сосредоточить войска, но он должен был убедиться в этом, когда авангард его, перейдя Аракс, остановился всего в семи верстах от города и увидел линию русского бивуака.
Столкновение, однако, не замедлило произойти, и начато было русскими. Генерал-майор барон Остен-Сакен со всей конницей тотчас двинулся против неприятеля. Персияне стали отступать, и чем дальше, тем поспешнее, так что настигнуть их на левом берегу Аракса русским не удалось. Начатая уже переправа главных персидских сил была тотчас приостановлена, и Аббас-Мирза сам начал укрепляться на противоположном берегу реки. День был знойный; русским приходилось идти безводными местами, и потому пехота далеко отстала от конницы. Уланы и казаки остановились у брода Кайгель, и с обеих сторон началась сильная орудийная канонада через Аракс. Но едва показалась из-за высот голова русской пехоты, неприятель бросил начатые укрепления и стал отступать.
Таким образом, одна из задач князя Эристова, стараться отвлекать персидские войска от Эривани и Сардарь-Абада, исполнялась теперь, так сказать, сама собой. Но чтобы еще более отклонить внимание Аббас-Мирзы от осажденных крепостей, Эристов решил его преследовать, и в ту же ночь русские войска перешли Аракс и вступили на персидскую землю.
Аббас-Мирза отступал, однако, с неимоверной быстротой. Он бросился вправо, в горы, – и скоро сам след его был затерян русскими. Эристов между тем все шел вперед, и 17 сентября авангард его уже был в Чорсе. Полковник Муравьев, с батальоном пехоты и дивизионом улан, отправился разыскивать неприятеля и скоро увидел глубокие колеи, оставленные пушками на трудной горной дороге, по которой, видимо, только что прошел неприятель. Идя по этим следам, Муравьев скоро настиг его арьергард. Персияне защищались слабо и, после нескольких выстрелов, обратились в бегство. Преследовать их дальше, при наступавшей ночи, было, однако же, нельзя, и неприятель скрылся в скалах. Муравьев, удостоверившись, что Аббас-Мирза со всеми силами стоит около Хоя, вернулся в лагерь. Крепко хотелось Муравьеву пройти на Тавризскую дорогу, чтобы заставить Аббас-Мирзу спешить на защиту столицы и тем окончательно отдалиться от Эривани, но в отряде не было провианта, и Эристов вернулся в Нахичевань.
Как ни коротко было пребывание Муравьева за Араксом, он успел, однако же, добыть там чрезвычайно важные сведения. Он узнал, что Аббас-Мирза потерял при отступлении много людей отставшими, бежавшими и больными и что в персидском лагере начинается полная деморализация. Такому энергичному человеку, как Муравьев, трудно было не воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами, которые могли уже никогда не повториться, и вот он убедил Эристова немедленно предпринять другую экспедицию, но уже прямо по направлению к Тавризу.
30 сентября войска перешли Аракс и очутились в одной из важнейших провинций Ирана, в Азербайджане, сплошь населенной татарским племенем, которое ненавидело персиян и всегда было готово восстать против царствовавшего дома Каджаров. Упорных битв поэтому здесь ожидать было нельзя. Тем не менее русская конница, высланная вперед, встретилась с персидской кавалерией при самом входе в Дарадатское ущелье, а пока происходило небольшое кавалерийское дело, разъезды высмотрели, что ущелье укреплено ретраншементом и занято двумя или тремя тысячами сарбазов. С этими сведениями уланы возвратились в лагерь.
На следующий день Муравьев, опередив отряд, поехал произвести в том направлении рекогносцировку. Подходя к ущелью, казаки, сопровождавшие его, услыхали выстрелы. Так как русских войск впереди быть не могло, то перестрелка вызвала всеобщее недоумение.
