В этих сказаниях, перемешивающих эпохи и лица, есть та доля истины, что в них отразилась именно память о великих событиях, совершавшихся тогда в Армении, которых не могли затемнить и грандиозные события, влиявшие на судьбы всей тогдашней Азии.
В то самое время, когда Митридат начинал борьбу свою с Римом, в Армении царствовал зять его, сын Арташеза, Тигран II, названный Великим. Междоусобные распри в фамилии Арзасид дали ему случай занять первенствующее положение в тех странах, где владычествовали представители этой династии. Он построил себе дворец в самой Персии, где господствовали старшие из Арзасидов, чеканил монету со своим изображением и принял титул «царя царей». Это и был единственный момент в истории Армении, когда она становилась во главе азиатского мира. Подвиги Тиграна сделали имя его известным не только на Востоке, но и на Западе, где римляне внимательно следили за его успехами.
Когда Митридат, разбитый Лукуллом, бежал в Армению и Лукулл, преследуя его по пятам, осадил Тигранокерт, армянский царь пришел в непосредственно враждебное столкновение с Римом.
Рассказывают, будто бы гордый Тигран, увидев малочисленные легионы Лукулла, сказал: «Если римляне пришли послами, то их слишком много, – а если сражаться, то их мало». Но тут, по словам Плутарха, случилось нечто неожиданное: двенадцать тысяч римлян разгромили полтораста тысяч противников, потеряв сами только пять человек. И тем не менее Тигран, еще питая в душе безумную надежду отстоять свою независимость от римлян, продолжал войну. Он выказал в этой борьбе много мужества, много военных дарований, но не мог воспрепятствовать победоносным легионам Помпея пройти через всю Армению до самого подножия Кавказа.
Загнанный в горы, Тигран должен был наконец признать себя данником Рима. Ему был оставлен престол Армении, однако же с условием помогать Риму в борьбе с Парфией.
Так дело всей его жизни, результаты всех его завоеваний сразу были уничтожены приговором мощной силы. Рассказывают, что, когда Тигран явился к Помпею, полководец римский любезно заметил ему, что он не только не теряет царства, но приобретает себе еще новых друзей в лице римского народа.
В дальнейших событиях Армения надолго становится спорным краем в борьбе между Римом и Парфией. Лавируя между противниками, Тигран ищет опоры в каждом из них, подчиняется и помогает то той, то другой стороне, стараясь только предохранить свою собственную землю от бедствий вражеского нашествия.
Преемник Тиграна, Артавазд, не сумел продолжать его мудрой политики и тем погубил Армению. Вопреки обязательствам, он открыто принял сторону Парфии и выслал свои войска против легионов Антония. Тогда Антоний хитростью заманил его в свой лагерь и в серебряных оковах отправил в Александрию, где царь Армянский был предан смерти. Чтобы ослабить Армению, Антоний после того делит ее уже на три части: Нижнюю, Верхнюю и Малую. Последняя отдана была царю Понтийскому, а первые две управлялись то царями из рода Арзасидов, то римскими сатрапами.
С этих пор для Армении наступает глухое и темное время, от которого не осталось даже настоящих имен ее царей и правителей. По крайней мере, римские и греческие историки называют одни имена, в то время как историки армянские – совершенно другие. Нужно думать, что это историческое разногласие произошло оттого, что армянские историки считают царями этой эпохи потомков Аршакуни, которые при тогдашних тревожных обстоятельствах владели иной раз лишь незначительной частью Южной Армении, тогда как в остальных областях ее царили римские и парфянские ставленники, которых армянские историки гордо игнорируют.
К этим-то потомкам Аршакуни и принадлежал Авгар, владевший Едессой, знаменитый своими сношениями со Спасителем мира. Но зато к ним же принадлежал и целый ряд других царей, преемников его, обративших несчастную страну в арену кровавых убийств почти на целое столетие. Ананун, сын Авгара, предаст мечу все, что исповедует после отца его христианскую веру. Санатрук, наследовавший ему, истребляет весь род Ананунэ и всех потомков Авгара, Еруанд убивает Санатрука, уничтожает детей его, но и сам погибает от руки убийцы, в борьбе своей с Арташезом.
Единственный уцелевший от истребления потомок славного дома Авгара, Арташез, – воспитанный в горах и прозванный по этому случаю «питомцем гор», – напоминает своим правлением лучшие времена Армении. В длинное сорокалетнее царствование его несчастная страна отдохнула от тяжких бедствий, угнетавших ее при его предшественниках. Смерть этого царя вызвала в народе истинное горе.
И было о чем горевать армянскому народу. В сыне Арташеза, Артавазде II, возродился самый худший представитель тирании, которая когда-либо существовала в армянской земле. Его беспощадная кровожадность была так безумна, что народ приписывал ее помешательству, для объяснения которого создал даже страшную легенду, показывающую, какие глубокие следы оставили в народной памяти бедствия его короткого царствования.
Легенда эта рассказывает, что, когда отец его, Арташез, по обычаю страны, лежал в великолепном золотом гробе, на престоле из виссона, в златотканом царском одеянии, с короной на голове и золотым оружием в ногах; когда, окружая престол, рыдали его сыновья, родные и множество старейших нахараров; когда полки вооруженных воинов, как бы готовых на бой, стояли перед умершим повелителем, а за ними – рыдали одетые в траур армянские девы и теснились огромные печальные толпы народа; когда перед гробом почившего совершилось множество добровольных самоубийств, – Артавазд, видя эти проявления народной любви к отцу, в припадке подозрительной зависти, говорил себе: «Мой отец увлекает за собой народ. Армяне орошают гроб его слезами и кровью. Они не хотят жить без него. Над кем же я буду царствовать?» Тогда, повествует сказание, Арташез поднялся из гроба и поразил сына проклятием и безумием, предрекая ему гибель и пленение злыми духами.
И вот однажды, на охоте, в окрестностях Арарата, Артавазд, в припадке безумия, повернул лошадь с моста и стремглав низринулся в глубину потока.
Нелишне сказать, что по народным песням, сложенным, очевидно, уже в христианские времена, долго спустя после Артавазда, он поглощен был пламенем из разверзшегося перед ним ущелья Святого Иакова. Но из-под острия смертной косы – говорит легенда – Артавазд уведен был злыми духами в ущелье Арарата и там окован железными цепями. В свирепой ярости он непрестанно грызет их, чтобы убежать и снова нагнать на Армению бурю злоключений. К каждому новому году цепи становятся тоньше волоса и готовы разорваться. И вот в армянском народе возникает следующий обычай. Накануне нового года, когда зажгутся вечерние огни, в каждой армянской кузнице раздаются три мерных звонких удара. В этот вечер молот опускается не на раскаленное железо, рождая тысячи огненных брызг, куется не подкова карабагскому скакуну, – кузнец, исполняя древний обычай своего цеха, бьет молотом по наковальне, сопровождая три удара таинственными словами: «Крепчайте цепи Артавазда».
Так выразилась в народе боязнь, чтобы снова не настали времена жестокого безумного царя.
В качестве римской данницы Армения влачила незаметное существование до середины III века. Не раз пыталась она сбросить железное иго Рима; и каждый раз, побеждаемая, умела, однако, новыми договорами обеспечивать за собой хотя бы тень политического существования.
