Взятие Дербента стоило русским одиннадцати офицеров и ста семи нижних чинов, а взято было в крепости двадцать восемь орудий, пять знамен и одиннадцать тысяч разного оружия. В тот же день комендантом Дербентской крепости назначен был генерал-майор Савельев, и четыре батальона вступили в цитадель с распущенными знаменами, музыкой и барабанным боем. Но торжественный въезд Зубова был отложен на несколько дней, необходимых для приведения города в порядок. 13 мая главнокомандующий, сопровождаемый большим эскортом, наконец выехал из лагеря по направлению к городу, и с крепостной стены загремели в честь его русские пушки. Почтеннейшие беки и старшины Дербента встретили его у ворот и приветствовали хлебом и солью. Тут же стояло армянское духовенство и собраны были муллы для приведения жителей к присяге русской императрице. Окруженный блестящей свитой, граф Зубов проехал через город, богато украшенный персидскими коврами и флагами, прямо к ставке Савельева, где была поставлена походная церковь, и здесь, в стенах завоеванного города, отслужен был благодарственный молебен за дарованную нам победу, а затем Дербент торжественно объявлен присоединенным к Российской империи.
Лишенный владения, Шейх-Али-хан остался в русском лагере почетным пленником. Он пользовался, однако же, слишком большой свободой, и на его сношения с туземцами никто не обращал внимания. А между тем под личиной чистосердечной преданности русским Шейх-Али деятельно готовил все способы к побегу. Однажды, восхищая всех лихой джигитовкой, он вдруг поскакал на крутую гору, где виднелись какие-то конные люди, и джигитовка обратилась в настоящее бегство. Напрасно дежурный офицер тотчас же послал в погоню казаков, они не попали на след, и хан исчез, можно сказать, на глазах целой армии. Побегу этому сначала не придали большого значения, но вскоре Шейх-Али явился в Дагестан и, как увидим, наделал много хлопот не только Зубову, но и его преемникам.
За покорение Дербента императрица пожаловала Зубову Георгия 2-й степени, бриллиантовое перо на шапку и алмазные знаки ордена Святого Андрея Первозванного; все генералы, участвовавшие в этой экспедиции, получили Анненские ленты, а поручик Чекрышев, как первый вошедший на башню, награжден орденом Святого Георгия 4-й степени.
Молва о падении Дербента быстро распространилась по всему Дагестану, и горские владельцы, наперекор друг другу, спешили в лагерь с изъявлениями покорности.
Почти одновременно со взятием Дербента особый отряд генерал-майора Рахманова занял Баку, а генерал Булгаков овладел Кубинским ханством. Между тем главные силы, простояв под стенами Дербента около двух недель, также двинулись дальше и покорили Шемаху, владетель которой, Мустафа-хан Ширванский, впоследствии оказавший русским истинные услуги, теперь бежал к персиянам.
Зубов восстановил спокойствие в городе, а ханство передал в управление родному дяде хана, Кассиму, выражавшему русским совершенную преданность и, конечно, не преминувшему взбунтоваться при первой же возможности.
Нужно сказать, что измена давно уже свила себе гнездо в самом русском лагере. Брат шаха Нури-Али-хан, владетель одной из богатейших прикаспийских провинций, боясь мести аги Мохаммеда за то, что не хотел уступить ему жеребца, купленного за четыре тысячи червонцев, за год перед тем бежал в Петербург и просил о заступничестве. Когда граф Зубов прибыл в Кизляр в качестве главнокомандующего, с ним вместе приехал и Нури, рассчитывавший в случае успеха русских сесть на персидском престоле. Ему оказывались в русском лагере всевозможные почести: он имел особую свиту, простиравшуюся до ста человек персиян, и получал значительное содержание от русского правительства; кроме того, Зубов подарил ему все драгоценности, оставленные в лагере дербентским ханом. Богатства и почести не сделали, однако же, Нури лучше и благороднее; как истый персиянин, он не имел никакого понятия о нравственном благородстве и был всегда готов на самую коварную измену.
В это время шекинский и карабагский ханы, устрашенные участью Ширванской области, заключили тайный договор действовать сообща в борьбе с русскими, а к ним скоро присоединился и старый Кассим-хан. Нури, подкупленный, как говорят, красотой дочери карабагского хана, славившейся тогда в Закавказье, принял участие в заговоре, взял на себя обязанность убить графа Зубова. Уже был назначен день, в который Нури должен был проникнуть в ставку главнокомандующего и, пользуясь тем, что Зубов никогда не держал около себя никаких охранных караулов, собственной рукой поразить его кинжалом. Смерть юного полководца должна была послужить сигналом к общему нападению на лагерь и доставить ханам победу, а Нури – обладание первейшей карабагской красавицей.
Счастливый случай открыл этот страшный заговор. Утром того дня, когда Зубов должен был погибнуть, Нури, джигитовавший на своем любимом коне, обронил с головы папаху, из которой выпала записка. Ее нашел казак и немедленно представил главнокомандующему. То было письмо одного из заговорщиков. Нури тотчас арестовали и отправили в Астрахань, а русские войска немедленно заняли Шекинское и Карабагское ханства. Зубов не находил прямых улик к обвинению ханов в заговоре, а потому и сохранил за ними власть и звание правителей, однако же заставил их дать аманатов и присягнуть на подданство России.
Едва рассеялась собиравшаяся гроза над главным станом, как черные тучи стали подниматься на русских со стороны Дагестана. Бежавший туда Шейх-Али-хан успел взволновать умы легковерных горцев и, заключив союз с Сурхай-ханом Казикумыкским, решился внезапно напасть на город Кубу и истребить отряд генерала Булгакова.
В ночь на 29 сентября значительное скопище горцев скрытно передвинулось с этой целью с Самура в селение Алпаны и захватило вход в узкое ущелье, по которому только и можно было спуститься с гор на равнину Кубинского ханства. Булгаков вовремя узнал о грозящей опасности. Рота егерей, отправленная на разведку, под командой капитана Семенова, открыла неприятеля в Алпанском ущелье и остановилась в ожидании помощи. Скоро к ней подошел подполковник Бакунин с тремя ротами того же батальона, с казачьей сотней и двумя орудиями. Ущелье, перед которым стоял русский отряд, было сплошь покрыто дремучим чинаровым лесом. Несмотря на то, Бакунин решился идти вперед, чтобы перед рассветом атаковать неприятеля. Офицеры одобрили это намерение, и в темную непроглядную ночь батальон втянулся в лесное дефиле, которое через несколько часов должно было стать его могилой. Дорога шла по каким-то косогорам, ямам и рытвинам, а во многих местах совершенно пересекалась непроходимыми дебрями. Измученные лошади едва подвигали орудия, и людям приходилось тащить их на себе, задерживая движение отряда.
Начинался рассвет, когда показалось наконец селение Алпаны, расположенное на покатости горы, очерченной глубоким оврагом. Дорога становилась лучше. Но едва отряд стал выходить из леса, как горцы в числе пятнадцати тысяч вдруг ринулись на него из оврага. Атака была неожиданна и так стремительна, что русские орудия не успели сделать ни одного выстрела, как уже были захвачены горцами. Неприятель окружил отряд со всех сторон, и началось беспощадное истребление его. Бакунин, Семенов и большинство офицеров были убиты; остатки, уцелевшие от этой резни, успели скрыться за сложенными бревнами и здесь отбивались до тех пор, пока не пришел к ним на помощь весь Угличский пехотный полк с четырьмя орудиями, под командой полковника Стоянова. Увлеченные боем, горцы заметили новый русский отряд только тогда, когда картечь хватила в самую середину их скопища. Застигнутые врасплох, они, в свою очередь, были окружены и разбиты наголову. Булгаков, не довольствуясь этим, приказал наказать казикумыкского хана полным опустошением его владений, и войска со всех сторон уже двинулись в горы, когда Сурхай явился в лагерь с повинной головой и отклонил грозу безусловным исполнением всех предписанных ему условий. Он выгнал из своих владений Шейх-Али-хана, дал аманатов и со всем народом присягнул на подданство русской государыне.
