После того как Tax был вынужден бежать к Артаксерксу II, Агесилай вернулся в Египет из-за появления другого претендента на египетский трон. (Вероятно, с падением власти Taxa Хабрий был вынужден покинуть Египет. Мы не встречаем его на службе Нектанебу II, и он вернулся в Афины летом 359 г., когда его выбрали стратегом.) Этот претендент тоже пытался уговорить Агесилая бросить своего покровителя. Но на этот раз спартанец не поддался на уговоры, и под его искусным командованием греческие наемники разгромили египетские войска во главе с новым претендентом (Плутарх, Агесилай). Нектанеб II принялся уговаривать Агесилая остаться при нем для грядущей весенней кампании. Но спартанец пожелал вернуться домой и помочь Спарте деньгами, заработанными на службе в Египте. Его вознаграждение включало, помимо других даров, значительную сумму 230 талантов серебра. Но ему не суждено было добраться в Грецию живым, поскольку он умер на чужбине в бухте Менелая.
Со смертью Агесилая вторжения персов в Египет прекратились. Возможно, мятежи оставшихся сатрапов или смерть Артаксеркса II в 359 г. до н. э. отвлекли внимание Персии. В течение семи последующих лет не отмечается никаких вторжений в Египет. Но, хотя Египет покинули наиболее известные из греческих стратегов, нет оснований сомневаться, что в течение всего этого временного промежутка спокойствия Нектанеб II все еще пользовался услугами греческих наемников в целях защиты страны.
Часть четвертая
ЭПОХА НАЕМНИКОВ-АВАНТЮРИСТОВ И ФИЛИППА II МАКЕДОНСКОГО
Глава 12
НАЕМНИКИ-АВАНТЮРИСТЫ
1. Вступление
До середины IV в. до н. э. использование наемников стало привычным. Но эта новая сила влияла скорее косвенно, чем прямо, на развитие военной стратегии и прогресс греческой цивилизации. Наемный профессиональный воин не выиграл ни одной решающей битвы и не внес ничего нового в теорию ведения войны. Тем не менее воздействие профессионализма было всепроникающим. Он повысил стандарт, которым оценивался обычный гоплит-ополченец, и побудил выработку новой концепции армии. Она больше не была конгломератом собравшихся по случаю отдельных граждан, но органичным сплавом различных и специализированных компонентов. Ификрат сравнивал армию с человеческим телом, и, что важнее всего, стратег признавался, по существу, головой.
Как уже было показано, наемное войско вызвало к жизни доминирующего и сильного предводителя. Метод сменяемости стратегов общим голосованием оказывался всякий раз несостоятельным, пока не был заменен назначением одного постоянного военачальника. Но пока большинство этих военачальников служили своим городам или временно находились вне их, они зависели от политики страны проживания. Когда же они сами были тиранами, то приспосабливали такую политику к своим нуждам.
Однако в годы, последовавшие за 360 г. до н. э., выдвигается череда предводителей наемников, которые командуют своими войсками все более и более независимо. Они сражаются за пределами своих стран или даже против них и часто ставят своей целью стать властителями. В тот же период в самой Греции тираны стали успешными, как никогда, благодаря использованию профессиональных воинов. Подтверждением этого служат Филомел и его преемники в Фокиде. В конце концов все эти военные авантюристы мобилизуются на одну сторону Филиппом II Македонским, крупнейшим организатором профессиональной армии. Обратимся сначала к самым заметным авантюрам Диона, Хареса и Харидема, которые стали затем фокидскими тиранами, а также к Афинам и Филиппу II Македонскому в их решающей борьбе.
2. Дион
В 366 г. до н. э. Дионисий II унаследовал власть отца. Важно отметить, что смена власти осуществилась без всякого общественного противодействия. Велись интриги в самом дворце с целью исключить возможные претензии на власть других сыновей Дионисия I, но Народное собрание утвердило свершившийся факт. Следовательно, телохранители, каково бы ни было их влияние, фактически не могли связать Дионисия II прямыми обязательствами перед собой в обмен за возведение на трон. Он определял свою власть как «унаследованную от отца», и он продолжал вести себя так, словно облечен властью высшей санкцией.
В дальнейшем у Дионисия II было не больше желания использовать наемников за пределами страны, чем у себя дома. Вскоре он заключил мир с городами Лукании и карфагенянами – прежними врагами его отца на севере и западе – и посвятил всю свою энергию зарубежным делам: поощрению торговли и колонизации. «Он предался мирной жизни и забросил дело военной подготовки наемников». Этот контраст между большой численностью войск Дионисия II и их редким применением постоянно подчеркивается в античных источниках. (Оценки ими численности его войск сильно преувеличены.)
Говорится о 400 боевых кораблях, 9–10 тысячах конников и 100 тысячах пехотинцев.
Все они, должно быть, восходят к некоему общему источнику, но нельзя принимать всерьез их оценку численности регулярной армии Дионисия. В лучшем случае им следует представить гипотетическую оценку общей численности войск, которыми, возможно, располагала держава Дионисия. Плутарх сообщает, однако, о 10 тысячах телохранителей, и это общепринятая оценка всех наемников Дионисия.
Миролюбие Дионисия II первых лет является причиной того, почему не обнаруживается ссылок на его воинов. Но в отношении периода 361–360 гг. до н. э. можно воспользоваться повествованием Платона. В своем седьмом письме (348 и далее, датируемым примерно 353 г. до н. э.) он приводит яркий краткий обзор событий. Вопреки практике отца, Дионисий II «попытался уменьшить жалованье наемников-ветеранов, и воины, взбешенные этим, собрались толпой и сказали, что не допустят этого. (Дионисий II начал свое правление с освобождения граждан на три года от уплаты налогов: этот щедрый подарок и воздержание от грабежа храмов, должно быть, обескровили финансы тирана.) Дионисий II попытался заставить их уступить, когда закрыл ворота акрополя, но они запели своеобразную боевую песню варваров и бросились прямо на стены. Объятый ужасом, Дионисий II выплатил все и даже больше собравшимся там пелтастам». (Описание наемников-варваров похоже на рассказ, в котором многие из них были иберийцами и кампанцами. Количество наемников-негреков в Сицилии возростало. Любопытно то, что Платон называет их пелтастами. Это дает основание полагать, что к этому времени легковооруженные воины преобладали также и в Сицилии и стали типичными представителями профессиональных воинов, но данное предположение не везде подтверждается.) Тогда распространился слух, что бунт затеял командир наемников, вероятно сиракузец Гераклид, и тот, узнав об этом, бежал и скрылся. Дионисий II пожелал схватить его и, как выясняется позже, послал «Тейсия с пелтастами в погоню за ним». Но Гераклид благополучно сбежал во владения карфагенян. Позднее Платону самому пришлось по воле Дионисия II жить за стенами акрополя среди наемников. Пелтасты недолюбливали Платона, и некоторые из них угрожали убить его, если поймают. Причиной были опасения того, что Платон уговорит Дионисия II отказаться от тирании и жить без телохранителей. Это означало бы для них остаться безработными.
Как видим, отношения Дионисия II с наемниками не были безоблачными. Это соображение, должно быть, подвигло Диона и Гераклида вернуться в Сиракузы при помощи силы и свергнуть тирана. Выше мы видели, каковы были обстоятельства бегства Гераклида. Диона отправили в изгнание раньше (366–365 до н. э.) из опасений в связи с его возросшим влиянием. Говорили даже, что в это время он обсуждал с Гераклидом, все еще командовавшим охраной, возможность свержения Дионисия. Дион играл первую скрипку. Поэтому наемники собирались без объявления цели сбора, а Дион с небольшим отрядом кавалерии отбыл с пункта сбора в Закинфе прямо на Сицилию (357 до н. э.). Его соратниками по данному походу стали брат Мегакл и несколько последователей из Академии: Эвдем с Кипра, Тимонид из города Левки, фессалиец Милт, предсказатель, Каллипп и Филострат. Так как сам Платон был слишком зависим от Дионисия, чтобы оказывать прямую поддержку, Дион нашел преданного сторонника в лице Спевсиппа. Хотя в Греции проживала тысяча сиракузских изгнанников, только 25 или 30 из них приняли участие в этом походе. Невозможно определить, то ли они посчитали цель похода безрассудной, то ли предполагали неадекватность Диона как государственного деятеля, если не как завоевателя.
