Военно-морской атташе США только что вернулся в Москву, завершив свои дела в очередном знаковом мероприятии, — он сопровождал начальника штаба ВМС США К. Троста и его делегацию в поездке по основным военно-морским базам Советского Союза. Трост стал первым из начальников штабов видов вооруженных сил США, приехавшим по новому соглашению с визитом в СССР. В Североморске, где располагался штаб Северного флота, Троста и его небольшую делегацию плюс атташе пригласили на борт советской ударной подводной лодки с ЯЭУ класса «Виктор-III», самой современной на то время советской ударной лодки. Для американцев организовали небольшой стол в кают-компании, где принимала пищу команда лодки, и они были удивлены, когда к еде им предложили вино. Адмирал Трост сказал советскому офицеру, выступавшему в роли хозяина, что на кораблях ВМС США вино не подают. Советский офицер ответил, что красное вино имеет свойства поглощать изотопы малой мощности. Это был правдивый ответ, но он компрометировал радиологическую герметичность советских реакторов.
Для американских атташе это время было особенно пьянящим. Потратив годы своей шпионской работы на подглядывание из-за забора, наблюдение за судостроительными верфями и вбухав миллионы долларов на поездки, чтобы увидеть то немногое, что удается увидеть в закрытой системе, атташе вдруг столкнулись с неожиданным обаянием и даже «братством по оружию» со стороны их советских хозяев.
Одним из самых значимых событий того времени был приезд в Москву оркестра корпуса морской пехоты США — личного оркестра американского президента, который, наверное, является одним из лучших военных оркестров в мире. Президентский оркестр проделал грандиозное концертное турне по шести основным городам Советского Союза, начав с Москвы, где выступил совместно с прославленным оркестром Советской армии. Военно-морской атташе сопровождал оркестр во время поездок в Киев, Минск и Ленинград. В каждом городе морские пехотинцы сначала выступали в одном из городских концертных залов, а потом давали концерт на ближайшей военной базе. Это было необыкновенное ощущение — неожиданно оказаться на территории, которая была закрыта для иностранцев со времен Второй мировой войны, и ничем себя не ограничивать. Русские могут быть замечательно гостеприимными хозяевами — когда им это разрешают.
Сообщения о нарастающем беспокойстве в странах Восточной Европы и заигрывании центральных властей с гражданами этих стран ежедневно передавались в вечерней московской программе «Время». Па четвертом году гласности М. Горбачева публике стали показывать больше реальной жизни. В том примечательном октябре жесткое противостояние народа коммунистическим властям в Венгрии, Чехословакии и Восточной Германии со всеми подробностями описывалось в московской англоязычной газете «Москоу ньюс». Эти события плюс отказ советского правительства от контроля над Русской православной церковью нарастающим вихрем новостей неслись по просторам Советского Союза. В Рождество (25 декабря) 1989 г. программа «Время» показала изрешеченные пулями тела Николае и Елены Чаушеску, лежащие во дворе какого-то дома в Тырговиште. Эта сцена, которую видели по телевизору в каждой семье в Советском Союзе, стала недобрым знамением для коммунистических руководителей Москвы.
Драматичное разрушение Берлинской стены отозвалось в московском дипломатическом сообществе реакцией военных и военно-морских атташе из стран Восточной Европы. За предыдущие два с половиной года американский военно-морской атташе наладил отношения личной дружбы с военно-морским атташе из Восточной Германии кэптеном Рольфом Франке. Рольф был старшим военно-морским офицером в посольстве Германской Демократической Республики, ГДР. Всю свою военную карьеру он прослужил офицером разведки и, возможно, не видел моря или военного корабля с тех пор, как был курсантом военно-морского училища в Берлине. В качестве атташе или военного советника он побывал на Кубе, в Перу и во Вьетнаме, а также еще в нескольких странах, о которых он предпочитал не распространяться. Как и большинству других атташе из стран Варшавского договора, находящихся в заграничных командировках, ему разрешалось взять с собой в Москву только жену. Под предлогом обучения детей в школах своей страны от атташе требовали оставлять дома детей или другого члена семьи, особенно если командировка приходилась на страну Запада. Некоторые называли это залогом, другие называли это страховкой, гарантирующей возвращение атташе домой,
В Берлине у Рольфа были внуки, которые периодически к нему приезжали. Чем дольше они жили в Москве и чем хуже становилась ситуация в ее родной Восточной Германии, тем замкнутее и угрюмее вела себя его жена. Рольф часто приглашал американца в свое посольство, расположенное на Ленинском проспекте, и, по мере изменения ситуации в Берлине, становился более разговорчивым.
Рольф стал открыто говорить о своих планах увольнения со службы, о зарплате и ситуации у него на родине. Он казался преданным коммунистом, но не раз заявлял, что их система из года в год делает ужасающие ошибки. Оставаясь один на один с американским атташе, он дружески критиковал восточногерманского президента Эрика Хонеккера. В обычное время и в нормальных условиях американский атташе охарактеризовал бы его поведение как превосходный пример должностного лица, собирающегося переметнуться на Запад. Если его намерения действительно были таковыми, то быстрый ход событий в Берлине полностью его обогнал. Случилось так, что вся его страна перебежала на Запад, а он опоздал. Рольф поведал, что опасается за собственную безопасность и безопасность его семьи. Рольф был в гостях на квартире американского военно-морского атташе, когда стало известно о погроме штаб-квартиры секретной полиции ГДР («Штази») в Берлине. Рольф сказал, что собирается перевезти всю свою семью в Москву и ждать, пока ситуация прояснится. Он сказал, что его послужной список, скорее всего, не даст ему возможности нормально уволиться из вооруженных сил и что его, возможно, даже посадят в тюрьму. Для него те дни были действительно тяжким испытанием.
Судьба руководителей стран коммунистического Востока не заслуживает сожаления, и они справедливо считаются ответственными за политику, которая вызвала много трагических смертей среди граждан их стран, пытавшихся бежать на Запад, и за разрушенные семьи и физические и душевные страдания их населения. Тем не менее многие западные дипломаты, служившие в странах Восточной Европы, искрение сочувствовали офицерам стран Варшавского договора, жизнь которых в тот период дала трещину.
Пик в военных отношениях Восток—Запад пришелся на празднование в 1989 г. дня Национальной народной армии ГДР. В том году отмечалась 40-я годовщина образования ГДР и ее вооруженных сил. Всего за месяц до крушения Берлинской стены, когда будущее Германии покоилось в руках Генерального секретаря Горбачева и Политбюро, планировался большой дипломатический прием. Сороковая годовщина ГДР была не просто национальным днем восточных немцев, она стала еще и последним крупным «выпендрёжем», устроенным в Москве одной из стран — членов Варшавского договора.
Через два года взорвался и Советский Союз.
Вот как это запомнилось П. Хухтхаузену, уже уволенному из ВМС США:
Ранним рождественским утром 1991 г. бывшего военно-морского атташе ВМС США в СССР, отдыхавшего в своей московской квартире, разбудил телефонный звонок. Атташе уволился из ВМС США в сентябре 1990 г., а потом вернулся в Москву в качестве представителя фирмы «Консалт Америка». В этот раз ему звонил капитан 1-го ранга в отставке Валентин Серков, один из творцов «Соглашения о предотвращении инцидентов на море» и специалист по морскому праву. Взволнованным голосом Серков предложил встретиться и вместе наблюдать монументальное событие. Днем раньше ушел со своего поста М. Горбачев, и Серков ожидал чего-то совершенно необычного. Серков предлагал встретиться чуть свет на Красной площади у Спасских ворот.
