ВИЗИТЫ ЗАПАДНЫХ ВОЕННЫХ КОРАБЛЕЙ
По сравнению с непрерывным потоком американских грузовых судов, перевозящих продовольствие и оборудование, такое как паровые турбины и трактора, во Владивосток и Одессу, заходы западных военных кораблей в советские порты были редкостью. Однако были три примечательные исключения: в одном случае это был визит в Ленинград в июле 1946 г. английского авианосца «Триумф», затем визит в Севастополь английского крейсера «Аврора» и третий случай — заход во Владивосток американского военного корабля «Старр» в январе 1946 г. Все три визита давали хорошие возможности по сбору разведывательной информации по советскому ВМФ и, посредством контактов членов команды с местным населением, по советскому обществу.
Авианосец «Триумф» под флагом адмирала лорда Фрейзера, носившего титулы кавалера британского ордена «За храбрость» и лорда британской империи, вышел из Портсмута 21 июля в сопровождении другого британского военного корабля под названием «Рэпид». Они прибыли в Кронштадт 26 июля, и «Триумф» дал «салют наций» из двадцати одного выстрела в честь СССР, ответный «салют наций» в честь Великобритании дала советская береговая батарея. После этого «Триумф» семнадцатью выстрелами приветствовал флаг командующего Балтийский флотом адмирала Трибуца, на что последовало такое же приветствие из орудий флагманского корабля Трибуца «Октябрьская революция» (реконструированный линкор постройки 1911 г.). После того как адмиралы в полной парадной форме обменялись визитами на корабли друг друга, а русские фотожурналисты «неоднократно сфотографировали антенную решетку на топе мачты «Триумфа», на борту флагмана Балтийского флота состоялся официальный обед, па котором было подано 14 блюд. Лорд Фрейзер на эсминце «Рэпид» убыл в Ленинград, а из него в Москву, где, в качестве гостя адмирала Кузнецова, принял участие в мероприятиях по случаю Дня советского ВМФ. Члены команд британских кораблей, казалось, были поражены дружелюбием людей и стихийными приветствиями английских моряков. В целом же увиденное матросами заставило их невзлюбить советский образ жизни. Некоторые матросы, которые раньше увлекались коммунизмом, нашли мало привлекательного в реальном коммунизме. Типичный комментарий по этому был такой: «Если бы я был коммунистом, то считал бы, что коммунизм таким быть не должен».
Визит «Старра» во Владивосток не отличался помпезностью. Он примечателен происшествием, которое помощник американского военно-морского атташе описал следующим образом: «Советы сделали попытку сунуть нам на борт одного парня из НКВД, говорящего по-английски. Его переодели в форму морского офицера... Я с ним встречался и работал... в годы Второй мировой войны. Я его узнал, чему он сильно удивился. Когда нашему капитану стало известно, что парень задает чересчур много вопросов, мы вышвырнули его, оставив у себя на корабле только двоих обычных офицеров связи». Подобные действия сотрудников НКВД знаменовали конец Большого Союза. Во Владивостоке Райан отмечал: «Советы закручивают гайки вокруг нас... это особенно заметно в их способах слежки за нами». На телеграфе пытались отключить связь с Москвой. Ожидавший возможного закрытия его офиса Райан так выразил свой гнев относительно пассивности американских ВМС: «Вы несомненно получили ту бумагу из управления, в которой указаны количество советских граждан и офисы, которые они держат на нашем Западном побережье... Почему, черт побери... пардон за сильное выражение... мы ничего не делаем по поводу того, что они расползаются по всем США как стая саранчи, а мы можем выехать из их города только на дальность 19 километров? По своему опыту знаю, что они плюют на вас, когда вы с ними так обходитесь. На мой взгляд, даже в США, период «целую ручки» определенно закончился... Знают ли об этом в наших ВМС?»
ПОЕЗДКИ
Если атташе хотели получить разведывательную информацию из первых рук, то совершали поездки по Советскому Союзу. Подобная информация включала в себя сведения о настроениях людей и условиях их жизни и, порой, подробности о тех военных объектах, которые можно было увидеть. Однако, как несколько грубо заметил Райан, передвижения иностранцев были строго ограничены. Обычным делом для Советов, хотевших ограничить поездку, были установка блоков на дорогах и создание таких ситуаций, при которых было невозможно достать бензин для автомобиля или снять номер в гостинице. Военные и военно-морские атташе должны были получить разрешение на любую поездку далее 100 километров от центра Москвы. Зачастую разрешение не предоставлялось, а атташе говорили, что его просьба «рассматривается». Для сравнения скажем, что советским военно-морским атташе в Вашингтоне надо было за три дня до поездки из Вашингтона просто поставить в известность начальника военно-морской разведки. Сотрудники протокольного отдела и отдела связи жаловались, что аппарат советских военно-морских атташе «небрежен» в подаче таких уведомлений и часто вручает их буквально перед самой поездкой, а иногда и после. Поскольку гражданским служащим атташата не требовалось разрешения на поездку, считалось, что имеют место «частые неучтенные поездки», и что некоторые из «гражданских служащих» являются офицерами Красного флота. Инструкция подводила итог: «В то время как в Москве военно-морской атташе США получает отказ в разрешении на поездку, в Соединенных Штатах нет ограничений на поездки советского военно-морского атташе и его помощников».
Обычно, чтобы установить контакт и посмотреть на реакцию людей, атташе раздавали своим попутчикам американские журналы и газеты. Один раз в поезде на Одессу атташе Мэйплз, желая пообщаться, показал своим случайным попутчикам американские журналы. Как он докладывал, «журнал, который их действительно заинтересовал, был журналом "Лайф", который им понравился». Когда они увидели в журнале фотографию Ф.Д. Рузвельта, то ткнули в нее пальцем и сказали, что русский народ любит Рузвельта. От Украины он вынес впечатление того, что там выполнено очень мало восстановительных работ, хотя недостатка в продуктах не ощущалось. В Одессе Мэйплз был поражен отношением к немецким военнопленным: «Они имели превосходный вид, здоровые, с хорошим питанием... Такое впечатление, что к ним относятся лучше, чем к самим русским».
Другим внимательным наблюдателем был кэптен С.Б. Френкель, которому в 1947 г. посчастливилось сделать две поездки. В марте он организовал поездку в Ригу вместе с дипломатом из Швеции и вернулся оттуда в Москву через Таллин и Ленинград. Он обратил внимание на две сотни советских граждан, стоявших на перроне без билетов и с признаками недоедания; скорей всего, они искали продукты. Живший в Риге с 1936 г. по 1938 г. Френкель отметил, что главным изменением в городе стало перемещение населения и что русские составляют от шестидесяти до семидесяти процентов населения. Латыши, оставшись очень малой частью горожан, не имели надежды на будущее, за исключением «аккуратной борьбы за освобождение». Новый класс советских граждан свысока поглядывал на латышей, не принимавших «гораздо более передовую советскую культуру». Продолжительность пребывания Френкеля в Риге была урезана НКВД. Как он объяснял, «мне не удалось найти в номере записывающего устройства, но я дважды ловил горничную, которая подслушивала за дверью». Четыре раза его фотоаппарат, спрятанный в пакете, фотографировал пару незнакомцев, которые дважды приходили в его гостиничный номер. Случайная встреча с переводчиком «Интуриста», с которым он был ранее знаком, дала Френкелю возможность загодя узнать, что его заявка на последующую поездку в Таллин и Ленинград отклонена. Получив от НКВД разрешите на съемку, он два дня фотографировал виды города и разрушения времен войны, после чего милиционер конфисковал фотопленку. Городские власти формально извинились за милиционера, пообещали вернуть пленку, но так и не вернули.
