Летел март. По дорогам текли грязные реки, моментально забрызгавшие свежепомытый металлик моей «грации». В машине, кроме меня, ехали двое — парень и девушка, мои знакомые. Они обсуждали планы по покупке машины.
— А какую хотите?
— Ещё не решили. До 200 тысяч.
— Покупайте мою. Где-то через месяц буду продавать. Стойки — новые, передние колодки тоже новые, всё в отличном состоянии…
— А ты разве не знаешь, что при машине нельзя говорить о том, что ты её продаёшь?
— Да знаю, конечно. Ничего страшного. Так что думайте. Через месяц примерно.
Раздался мерзкий шорох сминаемого пластика. Поворачивая на забитом перекрёстке Семёновской и Алеутской налево, я левым бортом — сам не понимаю почему — притёр корму «крауна», сверкающего чёрного красавца в новом кузове.
— Б…! Всё, приехали, — я включил аварийку и вышел из машины. Раздосадованный водитель «крауна» уже осматривал свой бампер, вмятый моей дверью. Я понимал, что ждать ГАИ мы будем несколько часов. И потом ещё до ночи сидеть у них на Фонтанной. И потом подорожает мой полис ОСАГО… Считалось, что ущерб до трёх-пяти тысяч рублей лучше «урегулировать» на месте. Так я и сделал, тем более что деньги в кармане у меня в тот момент были. Дальше поехал в безнадёжно испорченном — по крайней мере на день — настроении, матерясь на самого себя. Дебил! Идиот! И ведь знал же, что при машине нельзя вести такие разговоры, это не выдумки. В ДТП я не попадал почти четыре года, без двух месяцев. И вот — на тебе… Хорошо хоть, что на моей двери остались еле заметные, не до металла, царапины. Спасла защитная полоска пластмассы, идущая вдоль всего борта — молдинг, с него ободралась краска, но пластик — он и есть пластик, заживёт. Настроение, впрочем, было никаким. И — стыдно. Перед собой, перед пассажирами, перед «грацией»…
В конце апреля ставка сработала. Из Тоямы пришло письмо с темой «корчина в приложении» и два фото — самой машины и аукционного листа. Как якобы говаривал старина Форд, автомобиль может быть любого цвета, если этот цвет — чёрный. Мой чёрный Nissan X-Trail 2005 года выпуска — пробег 103 тысячи километров, бензин, автомат, аукционная оценка 3,5, комплектация STT — был приобретён за 880 тысяч йен. В Японию требовалось перегнать 948 тысяч йен, остальные затраты — фрахт, склад, растаможка — были уже российскими.
Деньги ушли в Японию, машину отогнали в порт. Он назывался смешно — Тоямашинка, что с подозрительной идеальностью рифмовалось с «твоя машинка» или «моя машинка». Ко мне шёл Японским морем правый руль — возможно, последний в моей автомобильной жизни. Теперь надо было срочно продавать «камри», чтобы хватило денег на растаможку «икса». Сколько я на ней проехал — 40 с лишним тысяч? Не так и много, а с другой стороны — как раз вокруг Земли по экватору… Я выложил дома шмурдяк из багажника, оставив минимум — баллонник и домкрат, и поехал снимать «камрюху» с учёта. Теперь она была готова к смене хозяина. И я продал её, надеясь, как всегда, что — «в хорошие руки». Я не буду рассказывать, как я её продал, кому и за сколько. Иногда я встречаю её на дорогах.
В мае я продал машину и ходил пешком. Вообще я люблю ходить пешком, потому что ещё молод и ещё здоров. Но я люблю это делать только тогда, когда за углом или на стоянке меня ждёт машина. А когда ждут только автобусы или такси — у меня и походка меняется, становясь медлительной и унылой. Тогда я впадаю в депрессию, именуемую в нашей компании «глухим затупом», и начинаю радоваться молчанию мобильника. Мир забыл обо мне — вот и славно.
Так было и сейчас.
Мир вспомнил обо мне, когда к причальной стенке владивостокского порта стал пароход «Нексу», на котором пришли несколько десятков автомобилей. Среди них был и мой корч. «Нексу» ходил под флагом великой морской державы Монголии — обычная практика. Ходить под российским флагом нашим морякам из-за особенностей нашего же законодательства невыгодно, вот они и одалживают флаги у различных государств, которые могут вообще не иметь выхода к морю, как та же Монголия. Правда, Монголия, как мне рассказали однажды в Южной Корее, якобы выпрашивает у Китая «коридор отчуждения», чтобы выйти к морю и построить порт, но пока эта идея, насколько я понимаю, остаётся малонаучной фантастикой. Я помнил это название, «Нексу», по новостям: пару лет назад спасатель «Лазурит» буксировал в порт этот самый «Нексу», намотавший на винт рыболовные сети и потерявший ход. А совсем недавно на этом же пароходе нашли какую-то контрабандную мелочёвку: то ли японское бухло, то ли подержанные автомобильные «мафоны»…
Мне позвонили из владивостокского офиса фирмы Сергея. Я взял восемь тысяч долларов и повёз их в офис, чтобы эти мои деньги в виде пошлины попали в федеральный бюджет. Офис находился на Морвокзале, но попасть в него мне мешал труп.
Труп мог бы смотреть в синее майское небо Владивостока, но его лицо было прикрыто тканью. Эта ткань была пропитана и окрашена красным. Торчали неприличные ноги в серых, несвежих на вид носках. Слева, в считанных метрах от трупа, плескалась за парапетом бухта Золотой рог. В полусотне метров справа завершалась самая большая в мире железнодорожная магистраль — Транссибирская. Здесь, в припортовой зоне, труп никого не удивлял. Он казался такой же естественной частью пейзажа, как многоэтажный прозрачный на просвет СВХ — склад временного хранения, как кружащиеся с наглым мяуканьем чайки, как покачивающиеся на поверхности бухты туши спящих кораблей… В сторонке стоял мент и курил, полуотвернувшись. Здесь располагался морвокзальный отдел милиции. Менты, наверное, не захотели затаскивать труп к себе в отдел на то время, пока не приедет спецмашина. Поэтому положили его у дверей. Курящий мент на всякий случай присматривал, чтобы с трупом ничего не случилось. Он явно нёс за него какую-то ответственность, но, похоже, не хотел, чтобы проходящие мимо граждане соотносили его с трупом. Весна, солнышко, человек вышел покурить на воздух — какой ещё труп?
Я тоже не хотел никак соотноситься с этим трупом. Я был ещё живой и, словно чтобы доказать это то ли себе, то ли кому-то ещё, припёрся за машиной, в прямом смысле слова шагая через трупы. Теперь мне надо было провести несколько простых операций: отдать деньги, поставить подписи, оформить пропуск на СВХ и пойти туда за машиной. Мужики на СВХ, похожие на откровенных богодулов, забрали у меня пропуск и выгнали мне мою машину. Я снова расписался, сел за руль «икстрейла» и поехал.
Беспробежные машины возбуждают, как школьницы-выпускницы. Новая машина — как новая женщина. Они могут быть похожи, но каждая дарит свои, особенные ощущения.
Приборная панель оказалась не под рулём, а слева, по центру салона. Но, оказывается, так даже удобнее. На стекле — скол и трещина, прямо по центру стекла, снизу. Ничего, шрамы украшают машину. Обзору такая трещина не мешает, хотя техосмотр по-честному уже не пройдёшь. Я, правда, по-честному его не проходил ни разу. Сначала покупал за 800 рублей, потом за «штуку», сейчас ценник вырос уже до 6–7 тысяч… Заглянул под капот: масло, конечно, надо менять. Антифриз (слово так похоже на «антихрист» — к чему бы?) на вид чист и ярок. Важна ещё температура его замерзания — здесь вам не тёплая Япония — но сейчас-то май, не замёрзнет.
