Его снаряжение было необычно богатым для командира обычного отряда конного эскорта. Под роскошно украшенным кожаным седлом виднелся чепрак из мягкого войлока с аппликациями, кисти которого свисали почти до земли. Упряжь блестела серебром. Плащ всадника был отброшен, открывая бронзовые доспехи и по-золоченные ножны длинного меча. На нем был шлем из бронзовых пластин с красным войлочным подшлемником, отделанным мехом горностая.
Он действительно не был простым командиром эскорта. При дворе царя на Дунае он занимал должность шталмейстера – заведовавшего конюшнями – и, хотя являлся чужеземцем, котировался как принц крови. Однако когда-то давно, будучи еще совсем юным, он усвоил в армии Тиглатпаласара, насколько важно видеть вещи собственными глазами. И когда царь решил послать отряд на юг в горы за бронзой, он воспользовался этим предлогом, чтобы лично увидеть, откуда берется металл. Бронза была жизненно важным материалом для оснащения и вооружения его войск, и он желал знать, как ее добывают, сколько можно произвести и насколько безопасен путь, по которому ее везут. Правда, ему не слишком нравилась бронза, как, собственно говоря, и любому, кто хотя бы однажды имел дело с оружием из железа. Бронза была хуже, и ни один командир не захочет оснащать свои войска металлом второго сорта. Об этом он тоже собирался поговорить с металлургами на следующий день.
Но вопрос был поднят еще вечером за ужином в доме царского управляющего рудниками. Сын шталмейстера с недовольством отреагировал на случайное упоминание своего отца о его службе у ассирийцев. Тиглатпаласар уже тридцать лет мертв, заявил он, к тому же половина Европы и половина Азии отделяют Ашшур от этих соляных гор. Что есть на Тигре или на Ниле, чего нет на Дунае?
Юноша был очень молод – совсем недавно его еще считали подростком, – но непоколебимо уверен в себе. Он принадлежал к поколению, выросшему в конных лагерях Центральной Европы, и, как все его поколение, отошел от племенных корней. Он предпочитал презирать все киммерийское и, родившись в Нираксе, на территории дунайского царя, считал себя кельтом. Как и местные кельты, он отрастил усы и зачесывал волосы назад. Впрочем, в своей уступке удобству он носил штаны жителей степей, а не европейскую тунику. Массивная золотая цепь на шее и рогатый бронзовый шлем, висящий на стене за спиной молодого человека, говорили о его приверженности моде кельтского двора.
Несмотря на свой юношеский экстремизм, молодой человек был известен своей храбростью. Он был великолепным наездником и прекрасным командиром дозора, поэтому его эмоциональная выходка была сочтена достойной серьезного ответа. Долины Тигра и Нила, нравоучительно заметил отец, обладали политическим единством, а долина Дуная – нет… пока нет. Правда, в Месопотамии снова произошел раскол после смерти его старого командира Тиглатпаласара, и возродилась вековая вражда между Ассирией и Вавилоном. Да и Египет после смерти последнего Рамзеса опять раскололся на два – Северный и Южный, и возобновилась бесконечная гражданская война между соперничающими фараонами. Но любой царь, одновременно являющийся хорошим военачальником, без труда восстановит единство, для которого существуют исторические предпосылки. На Дунае же эти исторические предпосылки еще предстоит создать. Царь правит в верховьях Дуная и Дравы, и его господство нежестко распространяется на Фракию, обширную равнину в среднем течении реки. Но это все.
Кроме того, нильская долина и Месопотамия густо заселены, там имеются богатые города. В то же время окружающие их пустыни заселены слабо, хотя их обитатели весьма воинственны. Земледельцы Европы никогда не создавали ничего большего, чем деревянные торговые города, вроде Ниракса, в бассейнах своих рек, а возвышенные участки относительно густо заселены скотоводами, ведущими оседлый образ жизни, которых нельзя ни игнорировать, ни включить в состав империи. Возможно, это когда-нибудь и будет сделано, но, если сын думает о Кельтской империи – отец слабо улыбнулся, – он поступит мудро, если попробует привлечь на свою сторону первым делом скотоводов альпийских предгорий.
На Ниле и Тигре есть кое-что еще, чего нет на Дунае. Там есть железо. Вообще-то на Востоке железо к этому времени было у всех. Даже такие небольшие народности, как филистимляне и израильтяне в Палестине, вели свои бесконечные войны железными мечами. И долина Дуная никогда не сможет стать равной среди держав, имеющих железное оружие, пока у нее есть только бронзовое. Дунайцы не смогут даже доминировать над мелкими соседними народами, у которых есть железо, к примеру дорийцами Греции или этрусками Италии. Итак, существует ли возможность, спросил шталмейстер управляющего, сидящего по левую руку от него, организовать здесь, в Гальштате, производство железа.
Техническая дискуссия продолжилась на следующий день с участием инженеров, занимавшихся добычей руды, и плавильщиков. Те были склонны отказаться от идеи, сочтя ее неосуществимой. Впрочем, железная руда в здешних горах была. Выходы ее жил на поверхность были обнаружены еще много лет назад изыскателями из Малой Азии, которые искали серебро и олово. Но процесс выплавки железа кардинально отличался от процесса выплавки меди. Железо не плавится даже при самых высоких температурах, которые можно создать в открытых медеплавильных ямах. Таким образом можно получить только тягучий шлак, который, даже если из него выковать меч, дает намного более мягкое лезвие, чем медь. Кузнецы не знали, каким образом получается «твердое» железо, но подозревали, что в нем присутствует еще некая составная часть – как в медь добавляют железо, чтобы получить бронзу. В последующие дни они наглядно продемонстрировали, что можно сделать, свалив тележку железной руды в одну из плавильных ям у реки недалеко от рудника. Не приходилось сомневаться, что результат ни на что не годен, – получались крупнозернистые коагулированные глыбы, напоминающие скорее камень, чем металл, и они разваливались на куски, если их ковать холодными. Мастера даже сумели, соорудив крышу из дерна над ямой и энергично поддерживая огонь, поднять температуру настолько, чтобы выплавить немного железа. Экспериментальный чугун рассыпался, как только ему попытались придать форму и заострить. И все же железо как-то можно было обрабатывать. Генерал помнил ассирийских кузнецов, бьющих по раскаленному докрасна железному бруску, чтобы сделать мечи и ножи и ободы для колес, которые можно было согнуть в круг, и они не трескались. Здесь был какой-то секрет, который необходимо было раскрыть.
Гальштат к тому времени был еще не очень давно под властью кельтского царя. И суровые шахтеры, и рабочие-металлурги не без удовольствия доказывали выходцам с Востока, что их новомодные идеи не применимы на практике. Эти грязные крестьяне из долины в среднем течении Дуная раньше и вовсе не интересовались бронзой, даже имея под боком готовые рудники Карпат. Но теперь, когда фракийцы и другие народы из России заняли добывающие районы Трансильвании, дунайцы все же пожаловали в Гальштат. И теперь они ожидают, что литейщики Гальштата начнут делать для них фирменные венгерские товары – широкие мечи вместо рапир, сосуды и всяческие украшения. Как это на них похоже – прислать этого чужеземца с Кавказа, который считает, что Гальштат заменит им предприятия черной металлургии Малой Азии и начнет производить железное оружие ассирийского типа для армии.
