Она поднялась с пола. Ее короткая юбочка в складочку некрасиво задралась, любимый белый свитерок собрал всю грязь с пола классного помещения, нежно-розовая помада размазалась по щеке. Подскочивший к Яне Колька одернул ей юбку, Самохина принялась отряхивать джемпер, но все уже было кончено. Яна видела торжествующий взгляд Широковой и понимала, что Юлька победила. Кузнецова обвела глазами класс. Девчонки торжествовали вместе с Юлькой. Вот он – реванш, которого они так жаждали!
Яна закрыла лицо руками и выбежала из класса.
* * *
– Я же говорила, что не надо идти на этот праздник, – рыдала Яна, уткнувшись лицом в подушку, а Таня сидела рядом и переживала за нее.
– А что особенного случилось? – пыталась она успокоить подругу. – Такое со всяким может произойти. Подумаешь, упала... Все мы когда-нибудь падали.
– Но не так же! Не посреди зала, не при всех!
– Но понятно же, что произошел несчастный случай. Не специально же ты развалилась!
– Юбку еще зачем-то надела... Всегда в брюках ходила, а тут, как назло...
– Ну и что? Никто ничего ужасного под твоей юбкой не увидел! Обыкновенные черные колготки.
– Да? – Яна оторвала заплаканное лицо от подушки. – А ты бы согласилась пойти в школу без юбки в обыкновенных черных колготках?
– Но ты же была в юбке! Подумаешь, задралась... В этом, если хочешь знать, гораздо больше плюсов, чем минусов!
– Да ну! – Яна даже перестала плакать. – Какие же в этом могут быть плюсы?
– Такие! Все увидели, какие у тебя стройные и красивые ноги. У меня, например, таких нет. Думаю, у Широковой – тоже.
– Глупость какая, – улыбнулась сквозь слезы Яна, но Танькины слова ее все-таки успокоили до такой степени, что она даже смогла поинтересоваться судьбой циркового реквизита: – А что с диадемой? Я слышала, как она хрустнула.
– А я, уходя, слышала, как Людмила говорила, что ничего страшного не произошло, что все можно склеить. Но кто его знает, как там на самом деле. Людмила – тетка добрая. Может, просто утешала. Но что бы ни случилось, мы завтра все узнаем.
– Да ты что! Как мне теперь идти в школу? Чтобы все смеялись?
– Сама знаешь, что Колька смеяться никому не позволит, – усмехнулась Таня. – Знаешь, мне иногда его даже жалко делается.
– Мне, Таня, тоже, но сердцу не прикажешь. Ты ведь меня понимаешь?
– Еще бы!
* * *
После того как Таня уже ушла домой, в квартире Кузнецовых раздался телефонный звонок. Яна со всех ног бросилась к трубке, потому что ждала звонка от Шереметьева, но услышала голос ненавистной Широковой.
– Как себя чувствуешь? – сладко проворковала она.
– А тебе какое дело? – как можно независимей поинтересовалась Яна.
– Видишь ли, я просто хотела поставить тебя в известность... так... на всякий случай... – И Широкова замолчала, справедливо ожидая от Кузнецовой дальнейших расспросов.
– В известность? О чем? – испугалась Яна, и в животе тут же противно заныло.
– О том, что так, как сегодня, будет всегда! – выкрикнула та и отключилась.
Яна с ужасом посмотрела на пищащую телефонную трубку, потом положила ее на место и задумалась. Интересно, что еще намерена предпринять Юлька? И, главное, зачем? Неужели она не понимает, что ничего изменить нельзя. Какие бы козни она ей ни готовила, какие бы подножки ни ставила, Яна все равно будет рядом с Витей. Он ее любит. Любит! А все остальное в свете его любви абсолютно не страшно и не имеет существенного значения.
* * *
– Я ничего ей не обещал, – оправдывался перед Яной Шереметьев. – Я даже никуда ее не приглашал. Она сама звала меня то прогуляться, то в кино. Я и соглашался-то не всегда. Если честно, то всего два раза.
– Ты с ней целовался? – в упор спрашивала Яна.
– Никогда в жизни! – клялся Витя.
– А с Анисимовой?
– Откуда ты про нее знаешь?
– Не важно. Ответь на мой вопрос: ты с ней целовался?
– Нет...
– Врешь!
– Нет!
– Почему тогда таким тоном говоришь?
– Потому что не хочу о ней вспоминать! И вообще, я хочу, чтобы ты мне верила, иначе...
– Что иначе?
– Иначе все не имеет смысла.
Яна ему верила. Не только потому, о чем сказал Витя. Она ему верила, потому что если не верить, то лучше сразу умереть, хоть от того же экзотического яда кураре, хоть от просроченных таблеток, хоть по причине примитивного прыжка с балкона...
* * *
Из-за воинствующей ненависти Юльки Широковой Яна все время была настороже. Но все-таки она попалась в ее хитро расставленные сети.
Дело в том, что время от времени Яна встречалась с Колькой Брыкуном. Ненамеренно. Они не назначали друг другу никаких свиданий. Они просто жили в одном подъезде и потому частенько оказывались рядом. Яна подозревала, что Колька иногда специально поджидает ее, чтобы поболтать, но не видела в том ничего плохого. Она была самым сумасшедшим образом влюблена в Шереметьева и Кольку воспринимала всего лишь как одноклассника, знакомого с детского сада, и как непутевого шалопая, который вечно во что-то вляпывается, неизменно вызывая у нее острое к себе сочувствие. Она велела Брыкуну перестать с ней заговаривать о любви и всяком таком, потому что безумно любит другого человека, и только его одного. Колька пытался в ответ что-то возразить о свободе выражения своих чувств и о несправедливом ограничении всякими «графьями» девичьей свободы, но быстро заткнулся, так как Яна после этих его слов чуть не ушла домой.
Тот вечер, когда Юлька одержала очередную победу над Яной, начался очень хорошо. Кузнецова была в гостях у Тани Самохиной. Она полюбила болтать с ней по душам. Разводила с ней те самые «сюси-масюси», над которыми не так давно высокомерно насмехалась, считая, что ничье участие ей не нужно. Оказалось, что Таньке можно было доверить абсолютно все. И без опасений, что тайна окажется известной кому-то третьему и непосвященному. И вовсе Самохина не была глуповатой, как когда-то казалось Яне. Она просто была ненавязчивой и негромкой. Таня предпочитала промолчать, нежели спорить, но свое мнение всегда на все имела. И если Яна настойчиво просила ее высказаться, то мысли ее всегда оказывались интересными, а советы точными и действенными. Только с Танькой Яна могла поделиться тем, как нынче счастлива. Она давно призналась ей во всем, что касалось Князева. Яна думала, что Самохина ее запрезирает и откажет в дружбе, что, в общем-то, находила вполне справедливым. Но Танька и здесь повела себя нестандартно: она сказала, что нет худа без добра и что Янины не слишком красивые действия привели к ошеломляюще замечательным результатам, а потому их можно уже не классифицировать как подлость. Не склонная ранее к сантиментам, Яна расплакалась, бросилась Таньке на шею и поклялась в вечной дружбе. И еще Яна поняла, что Самохина вовсе не дурнушка. Просто ее внешность не яркая. Все краски в ней как бы приглушены и слегка растушеваны, но от лица веяло такой тихой нежной прелестью, что Кузнецова теперь хорошо понимала, на что же повелся Юра Князев.
