К сожалению, начальник оперативного отдела штаба фронта И. Х. Баграмян в своих мемуарах ни словом не обмолвился о решениях, принятых между 15.00 и 17.00, т. е. вскоре после отправки в Москву первой разведсводки. Именно они успели попасть в войска до конца дня 22 июня и стали ключом к дальнейшим событиям. Складывается впечатление, что никаких решений до получения директивы из Москвы штаб фронта не принимал. Однако это не так, и тому есть вполне зримые документальные подтверждения. Нет, пожалуй, только динамики принятия решений, которая остается в памяти участников и редко находит отражение в документах.
Также интересно отметить, что в разведывательной сводке штаба фронта, подготовленной в середине дня 22 июня (около 15.00), сокальская группировка противника, т. е. XLVIII моторизованный корпус, пока еще не оценивается как представляющая серьезную угрозу. Однако вскоре оценка противника меняется, в составе наступающих на этом направлении вражеских сил обнаруживаются танки и колонны автомашин механизированных соединений. Соответственно этим сообщениям, на Сокаль разворачиваются три механизированных корпуса. Строго говоря, это объективно обуславливалось изменением положения в стане противника. Как уже было сказано выше, танковые дивизии немцы ввели в бой только в середине дня. С учетом задержек в прохождении данных воздушной разведки и донесений из передовых частей, это как раз дает нам время 15.00 как переломный момент в принятии решений. Уже в вечерней оперсводке штаба фронта уверенно звучит тема Сокаля: «8-й механизированный корпус (переподчинен из 26-й армии в 6-ю армию) к утру 23.6.41 г. выводится в район Куровице, Винники, Борыниче в готовности к контратаке мотомеханизированных частей противника, обнаруженных в районе Сокаль».
[352]
Однако после правильной оценки обстановки и принятия правильных решений требовалось еще довести эти решения до исполнителей и добиться их выполнения. Вопреки распространенному мнению о пронизавшем Красную Армию после репрессий 1937–1938 гг. страхе,
[353] с беспрекословным исполнением приказов дела обстояли не совсем благополучно. Пример этому дает исполнение приказа штаба фронта о нанесении контрудара 4-м механизированным корпусом.
Командование фронта ставило задачу на контрудар 4-м механизированным корпусом по сокальской группировке противника, в то время как командарм-6 И. Н. Музыченко оценивал как очень серьезное положение на своем левом фланге, под Радымно (у Перемышля), на стыке с 26-й армией. Соответственно, уже в 15.15 22 июня командарм направляет в 4-й мехкорпус приказ: «быть готовым к нанесению удара в направлении Краковец, Радымно с целью уничтожения противника, прорвавшегося в район Дуньковице».
[354] Дуньковицы – это населенный пункт на дороге от Яворова до Радымно, как уже было сказано выше, здесь результативно наступала 257-я пехотная дивизия. С этим решением И. Н. Музыченко трудно не согласиться: выше было показано, что сплошной фронт на левом фланге 6-й армии во второй половине дня отсутствовал, целостность обороны была нарушена. Соответственно, задача от штаба фронта сразу же получает пониженный приоритет, и к Радзехову по приказу А. А. Власова отправляются всего два батальона танков 32-й танковой дивизии и батальон мотопехоты от 81-й мотодивизии. Этот отряд уже был направлен ранее, и И. Н. Музыченко даже не стал его усиливать. Вследствие этого план командования фронта использовать 23 июня 4-й мехкорпус целиком против прорыва у Сокаля был похоронен командующим 6-й армией ввиду очевидного обострения обстановки на фронте от Любачува до Радымно.
Здесь нельзя не согласиться с мнением, высказанным авторами грифованных «Операций Советских Вооруженных Сил в ВОВ», написавших о решениях командования ЮЗФ следующее: «действия механизированных корпусов, представлявших в первые дни войны серьезную силу, не были объединены единым командованием, и потому их разрозненные действия при нанесении контрударов не дали желаемого эффекта».
[355] Объединение мехкорпусов армейским управлением позволило бы использовать их для контрудара в интересах фронта в целом. Передача мехкорпусов командующим армиями приводила к использованию их в интересах соответствующих армий, в том числе за счет интересов фронта в целом, как это произошло с 6-й армией. Вместе с тем трудно осуждать генерала И. Н. Музыченко, который четко оценил сложившуюся обстановку и принял все меры для ее стабилизации.
Помимо командующих армиями действующим лицом принятия решений являлось верховное командование, успевшее выработать план действий на основе отправленных в середине дня сводок. Напомню, что отправленная в Москву разведсводка штаба фронта противника сильно недооценивала. Сила удара из Сокальского выступа занижена в три раза, вместо трех пехотных дивизий указывается всего одна. Появление 11-й танковой дивизии воздушная разведка еще не заметила. Было вскрыто только появление 14-й танковой дивизии у Устилуга. Как ответ на столь оптимистичную картину происходящего вечером 22 июня из Москвы последовала Директива № 3. Директива была отправлена из Москвы в 21.15. По воспоминаниям И. Х. Баграмяна, она была получена в штабе фронта в одиннадцатом часу вечера. В ней констатировалось, что «противник, […] понеся большие потери, достиг небольших успехов», и приказывалось перейти в решительное наступление. Задачи армий Юго-Западного фронта в этом получившем печальную известность документе формулировались следующим образом:
«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А[рмий], не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления».
[356]
Сегодня, с позиций послезнания, для нас текст этой директивы выглядит достаточно странно. О каком Люблине может идти речь, когда обладающие огромным численным перевесом немецкие войска перемалывают приграничные дивизии? Если задаться вопросом, соответствовала ли Директива № 3 сложившейся на границах обстановке, то ответ будет однозначным – нет. Но если поставить вопрос по-другому: соответствовала ли Директива № 3 дневным донесениям округов? – ответ будет положительным. Нельзя не согласиться с начальником оперативного отдела фронта И. Х. Баграмяном: «Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями».
[357]
