Бурная деятельность противника не ускользнула от советских наблюдателей. Пост на острове Найссар около полуночи обнаружил группу из трех больших и двух малых кораблей, шедших по направлению из Хельсинки на юго-запад. В районе острова эта группа повернула на запад. Из-за отсутствия корабельного дозора (тральщик Т-213 появится только после часа ночи 22 июня) и воздушной разведки на ближних подходах к Таллину произвести доразведку возможности не было. Характер действий кораблей остался невыясненным. Донесение поста на Найссаре не стало единичным. В 01.50 22 июня посты Тахкуна и Кыпу на острове Даго обнаружили шедшие без огней пять судов. Наконец, в 03.30 22 июня экипаж советского самолета-разведчика в составе старшего лейтенанта Трупова и лейтенанта Пучкова из 44-й отдельной разведывательной эскадрильи обнаружил в 20 милях севернее маяка Тахкуна группу кораблей, идентифицированную летчиками как «три миноносца и шесть катеров». Немецкие миноносцы к операции не привлекались, и за них летчики, скорее всего, приняли минные заградители или тральщики. С одного из «миноносцев» по самолету открыли огонь. Немного позднее в 15 милях северо-западнее маяка Тахкуна тот же самолет вновь был обстрелян «миноносцем», который в составе отряда из двух «миноносцев» и десяти сторожевых кораблей охранял транспорт, шедший курсом 330° со скоростью 8 узлов. В немецких источниках утверждается, что с советского самолета также велся огонь по кораблям. Так или иначе, первые выстрелы войны на Балтике прозвучали.
В ночь с 21 на 22 июня также были установлены мины с целью закупоривания со всех сторон выходов из Рижского залива и пролива Моонзунд. Эти заграждения устанавливались флотилиями торпедных катеров и флотилией морских тральщиков. Это были заграждения «Гота» у северного входа в пролив Моонзунд (выставлено двумя катерами, 12 мин TMB), «Кобург» перед входом в пролив Соэлозунд (ставилось 2 катерами, 12 мин TMB), «Айзенах» в западной части Ирбенского пролива (выставлено 5 катерами, запланировано 30 мин TMB, фактически выставлено 12 мин TMB), «Эрфурт» на западных подходах к Виндаве (выставлено силами 5 катеров, планировалось 30 мин TMB, фактически выставлено 24 TMB) и «Веймар» на западных подходах к Либаве (выставлено плановое количество из 30 мин TMB 5 катерами).
[431]
Командир 3-й флотилии «шнелльботов» Фридрих Кемнаде вспоминал: «Постановка мин продолжается с 00.53 до 1.10. На берегу, как в мирное время, горят огни, ночь опускается только на время с полуночи до 01.15, при этом темнота весьма относительная».
[432] Катера Кемнаде ставили мины на подступах к Либаве заграждение «Веймар». Однако позднее выяснилось, что оно было поставлено со значительной ошибкой, что сделало постановку бесполезной против советских кораблей.
Немецкий «шнелльбот» – торпедный катер. Это были достаточно крупные и хорошо вооруженные корабли. Трудности в борьбе с ними в 1941 г. испытывал даже Грандфлит.
В сравнении с «Апольдой» и «Корбеттой» эти выставленные катерами заграждения выглядят крайне скромно. Немцы не заблуждались относительно возможностей таких постановок, они считались «засорением». Кроме того, немецкие катера-«шнелльботы» ставили неконтактные мины TMB, тяжелее поддающиеся вытраливанию. Так, на небольшом заграждении «Гота» подорвались в 1941 г.: тральщик Т-208 «Шкив» 24 июня, гидрографическое судно «Вест» 27 июня, подводная лодка М-81 и транспорт «Кримульда» 1 июля.
Однако мины были обоюдоострым оружием. На заграждении «Эрфурт» не подорвалось ни одного советского корабля, зато его жертвой стали несколько немецких транспортных кораблей. Произошло это ввиду ошибок в постановке, что стало причиной неудач в его вытраливании после захвата Вентспилса.
Немецкая неконтактная мина TMB, подготовленная для постановки с катера.
Финны не оставались пассивными зрителями немецких минных постановок. Они не только предоставили базы и лоцманов немецким минным заградителям, но и ставили заграждения сами. Им досталась особая роль: постановка мин с подводных лодок в непосредственной близости от эстонского побережья. На совещании с немцами в Киле 6 июня 1941 г. финнам был поручен центральный сектор Финского залива. Ознакомившись с заданием, командиры подводных лодок поначалу не поверили своим глазам, но им было сказано, что это приказ высокого командования. Германский военно-морской атташе фон Бонин отметил 22 июня 1941 г. в своем дневнике: «Находившиеся сегодня в Финском заливе на задании финские подводные лодки получили разрешение командующего военно-морскими силами наносить удары, если им попадутся в высшей мере достойные цели (линкоры!) или возникнут очень благоприятные возможности для атаки».
Разумеется, превращение Финского залива и даже всей Балтики в страшный «суп с клецками» произошло не в первый день войны. Впереди были советские постановки на минно-артиллерийской позиции и создание немцами крупного заграждения «Юминда» на пути из Таллина в Кронштадт в августе 1941 г. Однако уже в первый день были заложены контуры войны на Балтике, в которой большую роль играли мины. Они собирали обильную жатву со всех участников конфликта.
При чтении описаний немецких минных постановок невольно возникает вопрос: неужели вся эта кипучая деятельность осталась незамеченной? Вышеупомянутый Ф. Кемнаде удивлялся: «…мы успешно выполнили свою задачу – поставить мины у самых дверей нового противника. Ни одна батарея не открыла огонь, ни один прожектор не осветил нас».
[433] Справедливости ради нужно сказать, что береговые посты как раз докладывали об увиденном. Куда хуже было с корабельными дозорами. С находившихся в устье Финского залива подводной лодки М-99 и тральщика Т-216 ночью не поступило вообще никаких донесений. Лодка М-99 погибла уже 27 июня (торпедирована немецкой ПЛ U-149) и документов с нее не сохранилось. Поэтому достоверно неизвестно, что наблюдала ее вахта в ту странную и страшную ночь на 22 июня. Тральщик Т-216 6 июля 1941 г. подорвался на мине, и с него также не сохранилось документов. Немцы по крайней мере Т-216 увидели, приняв за эсминец.
Ведущий отечественный историк флота М. Э. Морозов в своей статье по минным постановкам 22 июня 1941 г. высказался по данному вопросу следующим образом: «Есть серьезные основания считать, что некоторые командиры советских дозорных кораблей все-таки обнаружили противника, но предпочли об этом не докладывать, побоявшись быть обвиненными в неправильных действиях при любом варианте развития событий».
[434] Это вполне возможно, учитывая противоречивые указания, поступавшие от командования.
