«Зрелище было настолько отталкивающим, что, даже не бросив взгляд во второй раз, я решил не пробираться между этими телами. По этой причине я повернул назад и направился в Большой сад. Но там все выглядело еще более жутким: проходя по земле, я видел оторванные руки и ноги, обезображенные туловища и головы, отделившиеся от тел и откатившиеся в сторону. В тех местах, где тела все еще лежали тесно, мне пришлось расчищать себе путь между ними, чтобы не наступать на руки и ноги».
Для отрядов Имперской службы труда авианалеты на Дрезден оказались особенно трагичны. Девушки должны были год работать в организации и еще шесть месяцев (согласно декрету фюрера от июля 1941 года) в службе помощи фронту — в почтовых отделениях, на автобусных и трамвайных маршрутах и в госпиталях. В VII округ «Дрезден», который направлял всех женщин имперской службы труда в Саксонии (мужчины были в ведении XV Рабочего округа «Дрезден»), поступало множество просьб от родителей позволить их дочерям выполнять трудовые обязанности в службе помощи фронту в последние шесть месяцев в Дрездене, который все считали «самым безопасным убежищем от авианалетов» в Германии. Теперь же жертв в этой части трудового фронта Германии оказалось больше всего. По оценке одной из руководительниц подразделения девушек, во время тройного удара по Дрездену одних только девушек из службы помощи фронту было убито 850. На Кениг-Йоханштрассе тела были положены рядами, для того чтобы их могли опознать родственники и соседи. В одной группе было с десяток кондукторш из службы помощи фронту, молодых девушек в форме. К одной из них была приколота карточка с надписью: «ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВЬТЕ МНЕ ТЕЛО! Я ХОЧУ ПОХОРОНИТЬ МОЮ ДОЧЬ САМА». Выжившим в авианалетах приходилось слышать о беспорядочных массовых захоронениях погибших за городом.
Когда дело касалось обязанностей в выполнении спасательных работ, девушки из службы труда и помощи фронту были такими же упорными, как и самые выносливые украинские солдаты и подневольные рабочие. Они не отлынивали, когда нужно было входить в подвалы, даже среди ночи — в первые дни спасательные работы проводились круглосуточно, — и вытаскивали тела на тротуары. Всех жертв обыскивали в поисках документов, которые удостоверили бы их личность; если не возникало сомнений при идентификации, данные жертвы записывали в желтую карточку с порядковым номером, которая прикреплялась к трупу. В дополнение к этому от девушек требовали, чтобы они снимали одежду с неопознанных жертв и отрезали куски от блузок и нижнего белья в качестве образцов, часть которых прикрепляли к телам, а остальные вкладывали в конверты с личными вещами. Неопознанные тела помечались красными карточками с порядковыми номерами во избежание путаницы.
Однако для девушек из службы труда наиболее тягостным заданием было заниматься с телами своих коллег.
Скажем, в большом общежитии на Вайсе-Гассе, узкой улице, примыкающей к Альтмаркт, подвал был заполнен мертвыми девушками, их здесь было девяносто.
«Девушки сидели там, как будто застыли посреди беседы, — рассказывает руководитель отряда, который первым добрался до подвала общежития. — Они выглядели вполне естественно, и с трудом верилось, что они мертвы».
Военнопленные солдаты союзников с энтузиазмом подключились к спасательным операциям, конструируя собственные прослушивающие приспособления, пропуская в подвалы газовые трубы для подачи воздуха тем, кто оставался в живых. При этом известно немало случаев проявления насилия, когда население изливало отчаяние на беспомощных пленных. Охранники обращались с ними должным образом, когда они участвовали в спасательных и восстановительных операциях, но временами немцы срывались: они не возражали, когда пленные солдаты союзников спасали их оставшихся в живых сородичей, но им претило, когда их врагам приходилось иметь дело с погибшими.
Начальник отдела регистрации умерших информационного бюро без вести пропавших Фойгт хотел на этом этапе лично присутствовать на как можно большем числе операций по вскрытию подвалов. Через десять дней после тройного удара его вызвал командир отделения службы безопасности в дом возле Пирнайшерплац. Отряд румынских солдат отказывался входить в один из подвалов; они очистили ступеньки, ведущие в него, но что-то необычное произошло внутри. Рабочие молча стояли вокруг входа в подвал, когда гражданский начальник, желая подать пример, спустился по ступенькам с ацетиленовой лампой в руке. Его успокоило отсутствие обычного запаха гниения. Самые нижние ступеньки оказались скользкими. Пол подвала был покрыт жидкой смесью крови, мяса и костей толщиной 20–30 сантиметров; небольшая фугасная бомба пробила четыре этажа здания и взорвалась в подвале. Начальник не рекомендовал руководителю службы безопасности пытаться вытащить кого-либо из жертв, а посоветовал обработать подвал хлорной известью и дать ей подсохнуть. Опрос дворника квартала дал информацию о том, что «в ту ночь внизу было от 200 до 300 человек; столько всегда собиралось при сигнале воздушной тревоги».
На Зайдницерштрассе столь же жуткие сцены предстали перед взором спасателей. Даже закаленные солдаты долго не выдерживали напряжения такой работы: двое мужчин, занимавшихся там извлечением тел из подвалов, отказались продолжать работу. Руководители отрядов приказали им вернуться к работе, но те наотрез отказались подчиниться. Обоих партийные функционеры казнили на месте, а тела сразу же погрузили на запряженные лошадьми повозки, вместе с гниющими телами жертв авианалетов.
Огромные груды тел оказались на улицах перед многочисленными кинотеатрами и трактирами города, куда сотни людей пришли на карнавал вечером перед атакой. Во время начала тройного удара по Дрездену кинотеатры и театры все еще работали.
Первое, что увидел директор Фойгт на Центральном вокзале, были сложенные на железнодорожных путях и привокзальной площади горы тел высотой 3 метра. Погибших солдат, оказавшихся транзитом в городе или находившихся здесь в отпуске ко времени налета, несколько дней вытаскивали из руин и вилами складывали в вагоны, их головы смотрели в одну сторону, а ноги в другую. Согласно первой оценке, которая была дана в тот день, когда он осматривал там жертвы, число их только на одном этом вокзале составило от 7 до 10 тысяч.
Как и во многих других случаях, цифры для разрушенного района заметно отличаются: есть две оценки для поврежденного района в Дрездене. По данным британского отдела изучения последствий бомбардировок, основанных на аэрофотосъемке, было уничтожено 680 гектаров застроенного района (цели). Однако в 1949 году дрезенский Департамент городского планирования опубликовал собственное подробное исследование причиненных повреждений, из которого получаются следующие цифры: 3140 акров составили более 75 процентов разрушений; еще 1040 акров соответствовали 25 процентам разрушений. Поскольку этот центральный район не был тем районом, который должен был пострадать от последующих жестоких авианалетов стратегической авиации ВВС США 2 марта и 17 апреля 1945 года, трудно понять несоответствие, но оно могло возникнуть в результате различных способов оценки, использовавшихся британцами и немцами.
Чем больше спасательные операции углублялись в центр наиболее пострадавших районов, тем безнадежней казалась задача осуществления идеальной регистрации жертв. В конце концов спасательные отряды в своих действиях были ограничены одним только снятием обручальных колец и взятием образцов ткани одежды, которую носила каждая из жертв. В Дрезден-Лейбен директор отдела регистрации умерших в течение нескольких недель разработал систему индексов, достаточно простую для того, чтобы ею мог пользоваться ограниченный персонал работников, и в то же время достаточно всеобъемлющую, чтобы дать каждому обращающемуся за справкой шанс узнать о судьбе родственников.
