Вторую трепанацию черепа ему сделали через три года. Его как-то особенно неудачно ударили по голове табуреткой при совершении им, вооружённым монтировкой, ограбления квартиры. В квартире продавали эфедрин, а он очень его любил, и раскрошить дверь ломиком был кратчайший путь к его любви. Саша во всём был настоящий мужчина – «Пришёл. Увидел. Победил». Тогда пришлось сложно перебирать осколки черепа, которые частично попали в мозговую ткань, он потерял ещё кусочек мозга и еле выкарабкался.
И уже перед самым знакомством с Ниной, годам к двадцати, ему сделали третью трепанацию черепа после того, как его сбила машина – он пытался остановить её на ночном шоссе. Пребывая в грибном трипе, он выскочил на дорогу с топором, найденным на одной из пустующих дач на карельском перешейке. Как он потом рассказывал, этот топор объяснил ему, что он викинг.
Следы от всех трёх трепанаций делали его бритую голову похожей на странный шерстяной глобус. Он очень гордился этими следами и иногда называл себя рейвером, имея в виду причёски, которые выстригают себе бороздками представители субкультур. Нина его голову с трижды снятой крышкой называла «Планетарий», как главную рейверскую дискотеку того времени, или «Кольца Сатурна».
* * *
Однажды Нина появилась на районе сильно похудевшая и с синяком, спрятанным под теми же круглыми очками, на нефорском black style, в новых мартинсах и очень деловая.
– Скинула пятнадцать килограммов на винте, вообще так никогда не выглядела! – прикрывая очками и прядкой волос огромный сине-зелёно-жёлтый синяк, хвасталась Нина, тараторя дальше:
– Ну, Саша, конечно, пиздец! Мудак! Ёбнул мне, я с ним три дня не разговаривала! Сказала, ещё раз – и уйду от него! Он на коленях стоял, а потом пошёл на улицу злой и нескольких человек отпиздил. Что с ним поделаешь, убьёт ещё кого-нибудь, простила, конечно.
Я тогда как раз подружился с хачиком Хакимом, ну и подогрел её «чёрненьким», по старой памяти. И неосторожно пообещал помочь купить, если что. Через пару дней она и нарисовалась.
– Алё, Кирилл? Ну что, поможешь нам взять? Нам пять граммов надо? – каким-то непривычным, тревожным голосом спросила Нина по телефону. Я как-то сразу почувствовал что-то неладное, менты или ещё какой стремак. Вспомнил её фингал и трепанированную голову Саши, съехал короче:
– Да, привет, ничего нету, ничего не знаю, хачик? А, хачик пропал, всё кончилось, сам по делам срочно в центр уезжаю, извини, может в другой раз?
Но они были довольно настойчивы и даже специально приехали на район. Видимо, за пару дней Саша её сюда специально запускал казачком с разведывательной целью, а теперь приехал пожинать плоды наводки на барыг и лёжки. Беккер по телефону сразу сообщил, что они побили и ограбили на чек Ванчура, который шёл и никого не трогал, и стихийно перемещаются по району в мою сторону. Навестили, естественно, и меня, Нина зашла одна, Саша прятался на пролёт ниже, чтобы внезапно выскочить, но бабка с порога их залечила:
– Нет его дома, гулять куда-то побежал! Наркоман ёбаный! И ты сюда больше не ходи, шлюха! Наркоманка!!! Убирайся отсюда! – И Нина со спалившимся Сашей со смехом спорхнули вниз по лестнице. В общем, Нина стала опасна.
* * *
Долго ли, коротко ль верёвочке не виться, а нашла Сашина коса опять на камень. Он кого-то ограбил, избил, угрожал ножом, в общем, снова закрылся в тюремной больнице, и по совокупности с заслуженным до этого выходило, что надолго. Нина, естественно, оплачивать передачи не могла и не хотела, поэтому Сашина мама сдала его квартиру и на эти деньги содержала в тюрьме сына и жила сама, а Нина вернулась назад на район. Нет, ну иногда и она ходила к Саше на свидания, особенно любопытно ей было, когда его перевели в психиатрическое отделение Крестов, где он, как выяснилось, сидит со Стеничем, убившим давеча Гришу, и компанией самых безбашенных насильников, убийц и каннибалов в городе.
Скитаться Саше по этим пенатам выходило лет пять, поэтому энтузиазм у Нины в хождении к нему был не большой. Однако видно было, что в целом она заскучала, мы с ней помирились, и даже всплыл откуда-то Лёша Дивнов. Речи же все были про Мухина.
* * *
К тому времени с ширева все окончательно перешли на героин, и мы с Ниной по старой памяти решили мутнуть. У неё была одноклассница по василеостровской школе. Ныне проститутка и при делах на тему герыча, с дозняком под два грамма в день, Ира. Нина иногда ездила к ней покупать гэ или просто бесплатно раскумариться, ну и чтобы отдохнуть от Мухина. И, как выяснилось, к этой Ире через Нину уже натоптал дорогу мой знакомый по району Артём Русаков.
Артём к тому времени уже сильно сдал, но начинал красавчиком-псайкобильщиком, любителем The Meteors и Public Image Ltd. Кажется, всё бы было хорошо, но с Артёмом случился поход в армию.
Я помню, зашёл к Стеничу, и мы встретили Артёма в косухе и казаках, с рокобильным коком на голове. Он передал Стеничу пластинку «Сеньоры Краковяки» от «Нож для фрау Мюллер» выпуска SNC Records и сообщил, что уже завтра будет в армии.
Про армию потом был грустный рассказ его друзей одноклассников, поведанный мне Ниной, пока мы ехали на сороковом трамвае с Чёрной Речки на Васильевский.
– Он, когда в армию попал, понял, что там пиздец и он не хочет там оставаться, съел тридцать таблеток феназепама и отправился на построение с мыслью «будь, что будет!». А потом оказался в дурдоме и там постоянно опять и опять ел таблетки, а когда его выпустили-таки, начал торчать как угорелый. Ну, сейчас сам всё увидишь.
Действительно, внешний вид Артёма внушал не самые лучшие предположения. В прошлом красивый голубоглазый парень к двадцати пяти, после армии и дурки, имел явные отпечатки испытаний и порока на лице. Один передний зуб выпал, губа была рассечена шрамом, и всё лицо подёрнуто патиной героиновой печали. Ребята очень обрадовались нашему приезду, отказались от бабок и выкатили нам с Ниной грамм просто так, чего нам было явно многовато даже на двоих.
Тогда у меня и у Нинэль был период полинаркомании, я с опиатов перелезал на «кислоту» и обратно, а Нина несколько лет постоянно висела на винте, дозняк на герыче тоже был не очевиден. Короче, мы выгребли в ложку на глаз около половины, развели и вмазались. Нина первой, чуть меньше; а я второй, чуть больше.
Сел я, ловлю приход, а Ира так озабоченно мне говорит:
– Кирилл, кажется, Нина умирает.
И действительно, Нина явно синела и начинала немного хрипеть. Тем не менее я не смог оторваться от кресла и, сообщив, по Ириным словам, ей только:
– Это всё хуйня! – сам тоже потерял сознание. К счастью для нас, вовремя пришёл Артём, и они вдвоём, сильно перестремавшись, нас откачали. Помню из того вечера только, как выходим из парадной и пьём лимонад «Киви», как потом блевал в урну на Среднем проспекте Васильевского острова, на углу с Шестнадцатой линией.
* * *
Уже ночью у Иры дома мы спали с Ниной в одной из комнат. Я проснулся от того, что, как не сразу в темноте выяснилось, Ира, которая знала меня по Нининым рассказам уже десяток лет, жарко целовала меня спящего в губы. А рука её, видимо, уже давно была у меня в трусах и разминала вялостоящий член. На соседнем диване спала в глубоком отрубе Нина, в соседней комнате Ирин парень Артём.
