Валера всегда хотел испытать пределы, поэтому, несмотря на пару передозировок ещё в России, он и крэком обкуривался до исступления. А когда хотел ещё, и мама не давала деньги, просто брал первую попавшуюся вещь в доме и замешивал в гетто на товар. Однако с подделкой чеков хохлы его подставили, и Валеру быстро поймали и посадили, для начала на месяц в тюрьму. Потом ещё на два, потом ещё и ещё: то за нарушение правил дорожного движения, то за то, что непотребно себя вёл и т. п. Всё смешалось в кутерьме жизни.
Как-то он вышел очередной раз, мама встречала его на машине около тюрьмы, а Валере, как можно быстрее, ну очень очень-очень-очень хотелось крэка. Так вот, из-за этого, когда он вышел, и выяснилось, что мама не хочет везти его к барыгам и давать денег на наркотики, он просто пересел за руль, оставил маму на дороге и уехал. У него возник отличный план – поехать к новым друзьям из тюрьмы в Нью-Йорк, поменять машину на стаф и остаться там. Что он немедленно и решил осуществить.
* * *
И вот подъезжает он к этим чёрным кентам в гарлемских районах Большого яблока, они его принимают, и, находясь в отчаянных обстоятельствах, Валера немедленно предлагает им обменять мамину тачку на крэк и бабло, по супердемпинговой цене. Им ништяк, дали ему розницей на пару штук баксов с последующим выкупом и привет, да Валера не был так голоден, чувства его были обострены как у японского самурая на охоте. Он приметил, где в хате у негров-барыг припрятан вес крэка, и, пока те собирались выходить пробовать тачку, спиздил незаметно большую банку, вылез через окно в туалете, прыгнул прямо перед их носом в машину и поддал газку.
Все складывалось неплохо, и он, довольный, с крэком, поехал домой в Детройт к маме. Но негры-пушеры заметили исчезновение крэка и денег, тоже прыгнули в тачку и, угрожая пистолетами, кинулись в погоню за ним, начали стрелять. Погоню увидели полицейские на машине, включили мигалки и присоединились. Валера, как неопытный и обдолбанный водитель, занервничал под градом бандитских пуль и прессингом полиции, не справился с управлением и врезался в дорожный отбойник, после чего попытался сбежать с банкой крэка под мышкой. Негры уехали подальше от палева, и копы приняли Валеру в момент, когда он пытался закопать драгоценный крэк в землю, с поличным.
Cops быстро выяснили, что он, уголовник-рецидивист, до сих пор не получил американского паспорта, у него проблемы с полицией, налоговой и эмиграционной службами и даже торговцами крэком. Америка подумала-подумала, пока Валера сидел в тюрьме, отказала ему в гражданстве и сказала:
– Thank you, bro. Goodbye!
* * *
Особо опасного международного преступника Валеру, в оранжевом комбинезоне, в самолёте сопровождали в Россию два американских копа в форме и с жетонами, как в кино. В обычном пассажирском рейсе на задних сидениях, его, в наручниках, посадили посередине, а сами сидели весь рейс по бокам и молчали.
Только в камере, когда было принято решение о депортации, Валера узнал, что его имя открывает новую сторону российско-американских отношений. Как-то так получилось, что он, по иронии судьбы, в истории этих отношений оказался первым, впервые депортированным назад в Россию из Америки.
Уже в американском аэропорту началась атака журналистов, этих пираний на информационные поводы, а в Москве его встречали спецназ МВД и камеры со всего света. Русская тюрьма ждала его как нашего парня, успевшего меньше чем за пять лет так заебать Америку, что та его выставила. Всё это было задолго до легендарного Япончика. Невольно, как Форрест Гамп, он стал исторической личностью и побежал дальше.
Все криминальные хроники России и мира показали сюжеты про него, даже Discovery включили интервью с ним в какой-то из своих фильмов. Я видел один из этих сюжетов по НТВ, как копы выводят его из самолёта и передают русским ментам, а те жёстко выворачивают руки наверх и задницей кверху сажают нашего парня в автозак.
Во всех тюрьмах Валеру встречали чуть ли не аплодисментами, но он, всем отулыбавшись и угостившись, чем мог, переставал общаться с аудиторией, а как только наладился трафик передач от мамы, замкнулся в себе. Из Москвы его отправили на поезде в Петербург, в Кресты, по месту предыдущей прописки. Поскольку в России за ним никакого криминала не было, и мама из Америки, конечно же, сразу оплатила всех адвокатов, через два месяца, забрав на улице в Нью-Йорке, выпустили на Арсенальной набережной на все четыре стороны, за исключением американской.
* * *
Мама присылала Валере штуку баксов каждый месяц на то, чтобы снимать жилье и питаться. Но он очень скоро обнаружил, что весь Петербург давно перешёл с ширева на героин. А ведь именно героин в Америке так хорошо успокаивал его воспалённые крэком нервы… Быстро распробовав местный товар, Валерий согрел замёрзшую на тюрьме и чужбине душу, заодно освоился в среде старых знакомых и быстро завёл новых. Все мамины бабки непрерывным потоком под разными предлогами потекли мутной речкой на наркоту. Валеру, конечно, частенько кидали на деньги и стаф, вдруг он оказался в милиции и, чтобы не сесть в тюрьму, оказалось, срочно надо заплатить штраф – незаметно и главное очень срочно передать милиционерам четыре тысячи долларов. Как он помнил по Америке и фильмам, надо попросить у cops один звонок и позвонил, конечно же, маме в Америку.
Мама оплатила все издержки разрыдавшегося прямо в опорном пункте по телефону сына и настоятельно уложила его в платную больницу, а потом на реабилитацию за несколько тысяч долларов, на два месяца санаторной жизни в Зеленогорске. Из Зеленогорска, правда, Валера быстро сбежал, ибо «не мог находиться под одной крышей с наркоманами». Так, кстати, повторялось несколько раз, пока его однажды не нашли в состоянии комы и долго кормили через трубочки. После этого он-таки прошёл реабилитацию и начал ходить на «Анонимных наркоманов». Часто Валера ошивался на группе и днём, так как делать по жизни без наркотиков ему было решительно нечего, вот тогда-то мы и сошлись.
* * *
Одеваясь гораздо ярче всех, смешно выстригая и крася волосы, Валера становился похож на попугайчика Кешу в озвучке Геннадия Хазанова из советского мультфильма и очень смешно его пародировал. Поскольку все знали его историю, Валеру окружал ареол международного проходимца и авантюриста. Почему-то, несмотря на искренние складывания бровей домиком, трезвиться у него как-то не получалось. То на том, то на этом Валера всегда срывался и трезвым не оставался дольше месяца ни разу. Балансируя то на грани реабилитации, то на грани передоза, он, периодически заходя днём ко мне в гости на Пушкарскую, где я дежурил почти каждое утро и день, слушая мои проповеди про современное искусство, почему-то не начал ходить со мной в Фонд Сороса, где обучение было бесплатным. Он сразу взял выше, выпросил у мамы в подарок зеркальный фотоаппарат Nikon и поступил в какую-то платную питерскую фотошколу на Новочеркасской:
– Я хочу серьёзно заняться искусством, а для этого надо начать с азов, а уже потом что-то делать для того, чтобы выставляться.
