Эти слова Иисус произносит после встречи с богатым юношей в ответ на вопрос Петра о том, что их ждет в будущем:
Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми
(19:28–30).
Вероятно, эти слова, как и текст главы 6 Первого послания к Коринфянам, ссылаются на главу 7 Книги пророка Даниила. Иисус считает, что коль скоро он есть Мессия, вводящий правление Бога, Царство Божье, он со своими учениками станет участником последнего суда, на котором Бог наведет порядок и все исправит в этом мире.
Поняв смысл этого отрывка, мы можем обратиться к менее конкретным, но достаточно ярким обетованиям Нового Завета о слугах, которые были верны в малом, а потому им вверят большее (Мф 25:21, Лк 19:17, 19). Можно включить сюда же и слова про «овец», которые, сами того не понимая, в нынешней жизни служили тому, кого они потом увидят на троне верховного судьи (Мф 25:34–40). И уяснив себе смысл этих отрывков, мы начинаем понимать, что многие слова Иисуса о грядущем Царстве и о роли его последователей в нем на самом деле указывают на грядущее правление Бога над миром, в котором Он все исправит, и на то, что последователи Иисуса уже здесь и теперь предвосхищают грядущее, когда они станут участвовать в этом правлении.
Таким образом, если мы хотим найти надежное основание для христианского понимания добродетели, нам в первую очередь нужно смотреть на Иисуса. Как это понимали первые христиане, Иисус выполнил предназначение человека и предназначение Израиля, он был и царем, и священником. В нем великие истории Израиля, человечества и всего мира достигли своей кульминации. В нем представлены все человеческие сообщества, которые Бог призвал, вручив им важнейшие задачи. И он собрал вокруг себя последователей, поручив им следовать за ним и участвовать в этой истории, в этом сообществе, в этом призвании. И потому теперь нам следует обратиться к самому Иисусу и попытаться понять, к чему он призывал своих современников и какие задачи перед ними ставил.
4. Близится наступление Царства Божьего
Готовясь к новой реальности
Когда я изучал богословие, многие библеисты, труды которых мне приходилось читать, ломали головы над Нагорной проповедью (Мф 5–7; другая версия — Лк 6:20–49). Все они понимали, что по великому и славному благовестию апостола Павла человек оправдывается верой, а не делами. Почему же тогда, удивлялись они, Иисус начинает свою проповедь со слов о том, как нужно жить и что надо делать, а что не надо? Ведь давая им «правила» жизни, Иисус просто поддерживает неверные старые обычаи, так что люди могут начать думать, что они в состоянии стать «достаточно хорошими для Бога» с помощью своих собственных усилий.
Часто богословы давали на это такой ответ: «Ад, в центре благовестил Павла в самом деле стояла вера, а не вопрос «как нужно жить». Но Евангелие от Матфея не было направлено на «первичное благовесте». Оно писалось для людей, которые уже стали христианами. Они уже приняли Иисуса и его спасение исключительно верой. И теперь они хотели знать, как им нужно жить — чтобы не спасти себя собственными усилиями, но чтобы надлежащим образом ответить на милость Бога. Так, я помню, что примерно это утверждал великий ученый Иоахим Иеремиас, написавший о Нагорной проповеди тщательно продуманную книгу. Я вспоминаю также о прочитанной много лет назад в Оксфорде лекции Гюнтера Борнкама, который доказывал, что Матфей вовсе не был «законником», как это может показаться читателю. Почему? Потому что Матфей атаковал не только стоявших от него справа фарисеев, но и стоявших от него слева «энтузиастов», отвергавших все моральные ограничения и утверждавших, что они послушны Иисусу, но не иудейскому Закону, и потому вправе делать то, что им угодно. А следовательно, утверждал Борнкам, Матфей боролся, с одной стороны, с легализмом, а с другой — с аморализмом, как это делал и Мартин Лютер. И такой вывод, как мне тогда казалось, должен был вызвать вздох облегчения у слушателей.
Как я вспоминаю, подобный подход казался мне неубедительным (как будто все детали были слишком аккуратно подогнаны одна к другой), но я не мог себе представить какой–либо альтернативы. После этого я заметил одну интересную вещь: когда люди использовали такие подходы к пониманию текста, они всегда говорили не о том, что имел в виду Иисус, произнося те или иные слова, но о том, что здесь подразумевали евангелисты (Матфей и прочие).
Подобная интерпретация Евангелий до сих пор широко распространена, и в ней есть доля правды. В конце концов, взрослый человек должен уметь критически относиться к любому тексту — будь то новости в газете (где журналисты могут предложить свое истолкование событий, чтобы они выглядели так, как им хотелось бы) или священный текст любого рода (можно ли ему доверять? Кто написал его и по какой причине?). Подобным образом многие люди полагают, что, изучая Евангелия, нужно уметь читать между строк с пониманием, что текст говорит вовсе не об Иисусе, но о Матфее (Марке, Луке, Иоанне) с его богословием и его общиной и тому подобное.
Это кажется разумным подходом взрослого человека. И в каком–то смысле так оно и есть. Любой человек, рассказывающий об историческом событии, или репортер, пишущий в газете статью о том, что случилось вчера, или даже тот, кто рассказывает вам о том, «что я сейчас видел на улице», отбирает и по–своему организует свои материалы. Вы не можете рассказать абсолютно все — иначе вы будете говорить целые сутки и ваш рассказ покажется любому слушателю невозможно скучным. Поэтому мы все выбираем и организуем материал, а любой слушатель, в принципе, может строить догадки о том, почему мы рассказываем именно так, а не иначе.
Однако это умозаключение может сбить нас с толку. Любой рассказ требует выбора и организации материала — но это не значит, что любой рассказ есть плод выдумки.
Там, где я живу, есть три местные футбольные команды, вокруг которых бушуют страсти. И после матчей, в которых они встречаются, бывает любопытно сравнить спортивные репортажи нескольких местных газет. Здесь вы найдете совершенно разные мнения о том, справедливо ли поступил судья, назначив роковое пенальти, оказался ли левый нападающий в офсайде или надо ли было удалить с поля обоих дерущихся игроков либо только одного из них. Тем не менее из каждой газеты можно узнать о том, кто оказался победителем и какой был счет и тому подобное. И если бы мы считали, что журналисты все выдумывают, мы бы просто не стали покупать таких газет.
Я сделал это отступление, чтобы поговорить об историчности Евангелий — а это лишь крохотная часть сопутствующих спорных вопросов, — лишь по одной причине. Я все глубже убеждаюсь в порочности подхода к изучению Евангелий, давно уже ставшего популярным среди западных библеистов, которые предлагают нам утонченную интерпретацию текста, одновременно отметая самые существенные вещи: что на самом деле Иисус говорил и совершал по сути именно то, что об этом говорят евангелисты. Более того, недостатки этого подхода объясняются определенной причиной, прямо связанной с темой нашей книги: тем, что мировоззрение, на которое опираются эти библеисты, отметает саму возможность существования великой истины, которую пытаются передать Евангелия, но которая не вписывается в логические категории, доступные ученым. И эта истина, в рамках которой Нагорная проповедь обретает свой удивительный смысл, такова: Божье будущее вступило в настоящее в лице Иисуса и в его деяниях, так что можно уже сегодня формировать нужные привычки, нацеленные на это будущее. Если хотите, можно сказать, что это ответ Иисуса Аристотелю.
