Иисусе, Ты единственная наша радость
И единственная награда,
В Тебе вся наша слава
Таким образом, с христианской точки зрения добродетель нельзя рассматривать как личное путешествие из отправной точки к будущему пункту назначения. Добродетель связана с конечной целью, которая уже начала осуществляться, ее надо рассматривать в рамках эсхатологии инаугурации. Представители великой философской традиции, говоря о добродетели, постоянно утверждали: «Стань таким, каким ты должен быть». Христиане говорят: «Ты уже стал таким, каким должен быть, — во Христе». Мудрые христианские богословы не напрасно утверждали, что все основывается только на благодати. И если мы внесем такую поправку в представления о добродетели, мы увидим, что не отрицаем, но обогащаем уже знакомую картину: по своей внутренней динамике добродетель — это характер, который основывается на будущем и формируется посредством продуманных и трудных поступков и нравственных усилий. И это значит, что, как всегда утверждали мудрые богословы, благодать действием Святого Духа позволяет нам стать человечными в подлинном смысле этого слова. В чем–то это пересекается с мнением Аристотеля, а в чем–то радикально с ним расходится.
Стремление стать царственным священством, стать подлинным человеком всегда ведет к битве, к борьбе, которая часто заканчивается видимой неудачей. Так это было с Иисусом, и это же снова и снова повторяется в жизни его последователей. Но эти последователи обрели добродетель, характер, воплощающий в себе Нагорную проповедь, и тогда через их «обычную» человеческую жизнь в мир входили удивительные вещи. И суть этого явления нам надо искать, прежде всего, в сердце человека.
Пессимизм или реализм?
«Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» — говорит пророк Иеремия (17:9). Это пессимизм? Нет, скорее — реализм. Иисус бы с этим согласился. И хотя это может возмутить стихийных сторонников философии и этики романтизма, мы не сможем понять смысла нравственных требований Иисуса и их действия в жизни, если не разберемся с другим вопросом: что Иисус думал о глубинном недуге, о дилемме человека и какое удивительное лечение для него предлагал. Мы уже говорили, что Иисус возвестил приход Царства не на пустынном месте, но на территории, уже оккупированной противником; подобным образом он обращался к людям, чьи сердца не были tabula rasa, чистой восковой дощечкой, на которой можно написать что угодно, но, скорее, такими сердцами, о которых говорил Иеремия. Их привычки уже вполне сформировались, и, как отмечал Шекспир, чаще всего это были вредные привычки. И нередко — вот что значит выражение «лукавство сердца» — эти дурные привычки маскируются под добрые. Что бы ни значила «добродетель» в понимании Иисуса, она могла существовать лишь в подобном контексте. Несомненно, нам прежде всего следует обратиться к знаменитому высказыванию Иисуса о чистой и нечистой пище (Мк 7:14–23 и параллельные места):
И, призвав весь народ, говорил им: слушайте Меня все и разумейте: ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека.
И когда Он от народа вошел в дом, ученики Его спросили Его о притче. Он сказал им: неужели и вы так непонятливы? Неужели не разумеете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его? Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища. Далее сказал: исходящее из человека оскверняет человека. Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, — все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека.
В другом месте я писал о том, что происходит в этом небольшом отрывке. Иисус говорит нечто совершенно ужасное — стоит только понять смысл его слов, — и потом на публике хранит покров тайны над тем, что он сказал. Он готов объяснить это только своим ученикам в доме. (Подобное происходит и в некоторых других случаях, таких, например, как Марк 4:1–20.) Любой человек, знакомый с иудаизмом I века, поймет, что это значит: здесь Иисус затронул какой–то крайне больной вопрос. Иудейские борцы за свободу, о которых говорили народные традиции, отраженные в книгах Маккавеев и других текстах, готовы были пойти на смерть, только бы не есть* нечистую пищу. Законы о пище были важнейшим компонентом живой традиции, которая позволяла держащему оборону Израилю отделять себя от окружавших «нечистых» языческих народов и хранить свое лицо из верности Богу, как это делали пророк Даниил и его товарищи во дворце вавилонского царя. И как после этого Иисус смеет говорить, что человека делает нечистым не определенная пища, но исходящее изнутри него?
Мы вправе думать, что его ответ в одинаковой мере мог возмутить и многих иудеев I века, и многих современных мыслителей, сторонников «либеральных» или «оптимистических» представлений о человеческой природе (вспомните приведенные раньше слова Артура Шлезингера о людях, для которых «любые спонтанные проявления прекрасны»). Тем не менее этот ответ нужно привести, и он прост: таково истинное положение вещей. Диагноз Иисуса точен. «Нечистая» пища представляет собой только символ чего–то другого — того, что лежит глубоко внутри сердца человека. Список пороков в стихах 21–22: коварства, кражи, убийства и прочее — указывает на постыдные качества, которые нельзя просто назвать «усвоенным» поведением, как будто бы это случайные наслоения на самой по себе чистой природе человека. К сожалению, над приобретением подобных навыков нам не обязательно трудиться. Вам не приходится думать, как их лучше осуществлять и отрабатывать, тратя колоссальные усилия. Нет, они постоянно поднимаются изнутри, причем даже у людей, которые глубоко усвоили традиции благочестия, аскезы, поклонения, ученичества и самоотречения. Разумеется, какие–то обстоятельства или поступки могут их укреплять и поддерживать, поскольку любое повторяющееся поведение меняет «электропроводку» мозга и становится «автоматическим»; но нам нет необходимости сознательно размышлять об этих навыках и их культивировать, чтобы они у нас появились. И это настоящая «нечистота».
Но что заставило Иисуса вообще поднять эту тему? Неужели он просто хотел сказать людям, что они страдают неизлечимой болезнью? Конечно, нет. Он сравнивает себя с врачом, пришедшим к больным (Мк 2:17), но — как мы увидим дальше — он также думает, что замысел о Царстве по сути содержит исцеление от этой смертельной болезни, от нечистого сердца. Он прощает грехи своей собственной властью, исцеляет больных (включая тех, которые из–за болезни попадали в категорию «нечистых» — например, Мк 5:24б–34), изгоняет «нечистых» духов (например, Мк 5:1–20). Кроме того, он говорит, что внешнее «очищение» не устраняет нечистоту сердца (Мк 7:1–8; Мф 12:43–45). Однако при этом он вовсе не говорит: «Вот кто вы такие, и такими вы навсегда останетесь», — хотя, если его слушатели не покаются, это будет правдой. Но он хочет, чтобы его слушатели, которые примут весть о Царстве, каким–то образом сняли нечистоту с сердец. Он совершает служение царственного священника, который обладает властью «очистить» сердца, на что указывали обычные храмовые практики, установленные Богом, но чего сами они не могли дать.
