Так первые три главы Послания к Ефесянам, от широты охвата которых у читателя захватывает дух, готовят почву для раздела (его часто называют «этическим»), занимающего главы 4–6. И поразительно, что здесь Павел снова использует логику добродетели в ее христианской версии, указывая слушателям на обетование о полноте жизни во Христе и призывая их формировать привычки сердца, ума и тела, которые ведут к этой цели.
В центре длинного вступительного увещевания стоят стихи 13–16 главы 4. Павел говорит, что христиане должны стремиться к единству, прилагая все усилия к тому, чтобы любить друг друга и учиться смирению, кротости и терпению (4:1–3), поскольку они призваны стать народом единого Бога (4:4–6). Именно поэтому Бог дает различные служения церкви (4:7–12) для созидания тела Христова:
…Доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви
(4:13–16).
Стих 13 говорит о зрелой и подлинной человеческой жизни, eis απάτα teleion. И здесь мы снова видим, что цель христианина — стать teleios, зрелым, цельным, «совершенным». И конечно, это совершенство самого Христа (думаю, именно поэтому Павел использует слово απάτα, «муж», а не anthropos, «человек»), и добродетели истины и любви нужны нам для того, чтобы «возрастать в Него», хотя он сам дает этот рост. И после такого вступления Павел может перейти к развернутым увещеваниям в 4:17–5:20, которые иногда параллельны содержанию главы 3 Послания к Колоссянам, но в большинстве случаев полнее представлены в Послании к Ефесянам.
И мы видим, что здесь Павел снова говорит о важности обновления ума. Отложите, призывает он, ветхого человека, которого портят обманчивые желания (вероятно, они обманчивы потому, что обещают полноценную и подлинную человеческую жизнь, а приносят нечто, прямо противоположное), «обновитесь духом ума вашего» (4:23, что можно было бы перевести и так: «обновитесь в ваших умах Духом») и облекитесь в нового человека, «созданного по Богу, в праведности и святости истины» (4:24). Эти слова перекликаются с Кол 3:10 и Рим 12:2, и в них звучит та же логика: есть цель — обновленное человечество, которое действительно будет отражать образ Божий, и есть путь к этой цели — обновление ума, который должен работать во всю свою силу. Далее Павел приводит перечень новых привычек, которые нужно приобрести, и старых привычек и форм поведения, которых следует остерегаться (4:25–5:2; 5:3–20). И как всегда, мы найдем здесь эсхатологическое звучание: это вовсе не (как иногда стоит в подзаголовках переводов) «Правила новой жизни», но привычки сердца и ума, христианский взгляд на грядущее и на путь, который туда ведет, — и этот путь можно назвать ежедневным воскресением (5:14). (И мне снова, во избежание недоразумений, придется напомнить: я не говорю, что правила не нужны или не имеют отношения к жизни добродетели, я говорю лишь о том, что они не представляют собой ни отправную точку, ни пункт назначения.)
Важные причины начать думать
Все рассмотренные нами тексты из посланий к Римлянам, Филиппийцам, Колоссянам и Ефесянам однозначно указывают на то, что в основе этики добродетели у Павла лежит эсхатология. Эта добродетель превосходит все, что знал о ней языческий мир. Павел по–новому понимает конечную цель в будущем, что позволяет ему думать о тех привычках, которые можно развивать уже сегодня, думая о грядущем. Эта цель — Божье новое творение, та зрелость и то достоинство человека, которые в итоге он получит через воскресение. Эта цель заставляет осваивать определенные привычки — привычки сердца, тела и, особенно, ума. Четкая, ясная, проницательная мысль не только позволяет взирать на цель и искать средства для ее достижения, но и сама по себе составляет признак той зрелости человека, о которой говорит Павел. Или, если начать от обратного, когда ум не работает, невозможно стать подлинным и цельным человеком, отчасти потому, что тогда невозможно ясно видеть цель и путь к ее достижению, но также и потому, что важная часть человеческой жизни остается в стороне и потому не связана со всем прочим.
Таким образом, как мы уже видели, размышление над тем, что нужно делать, представляет собой важнейший элемент этики добродетели, которая противостоит иным системам — как этике, основанной на бездумном послушании правилам, так и этики «спонтанности» и «аутентичности». Первая система предполагает, что, усвоив нужные правила, ты можешь о них не думать, — однако, подобно игрокам регби, которые изучили десятки формальных приемов, но не сформировали у себя инстинкт игры, ставший второй природой, ты не сможешь справиться с неожиданной ситуацией, в которой правила (формальные приемы игры) не помогают.
Во втором случае, когда ты опираешься на «спонтанность» и «аутентичность», тебе не следует напрягать ум (фактически тебе вообще лучше не думать), потому что для тебя важны только «естественные» проявления. Конечно, Павел желает, чтобы христиане становились зрелыми учениками Иисуса Христа и постепенно могли бы увидеть, что христианские привычки сердца и тела стали для них «естественными». Но чтобы достичь этого состояния, необходимо думать, необходимо «преображаться обновлением ума», чтобы это преображение затронуло и изменило привычное повседневное поведение.
И это фактически составляет одно из существенных отличий этики добродетелей от других систем — здесь мысль должна работать заранее. Если человек полагается на обязанности и правила, он, столкнувшись с неожиданной проблемой, начинает думать: какое правило для этого случая существует, какова моя обязанность в данном случае? Стороннику утилитаризма приходится много размышлять над тем, как данное действие (или бездействие) повлияет на счастье наибольшего числа людей. Разумеется, этика спонтанности предполагает, что думать вообще не нужно. Но если речь идет об этике добродетели, здесь напряженная работа мысли должна предшествовать кризису или неожиданности. Сознательный выбор и намеренно усвоенные привычки формируют характер. И тогда человек может справиться с неожиданной ситуацией, даже если у него не остается времени на размышления.
Павел прекрасно понимает, что христианская жизнь в целом, которая больше суммы ее отдельных «этических» компонентов, — это совершенно новое явление, о котором нужно думать, которое нужно изучать и воплощать в поступках, а без этих усилий общины просто вернутся к образу жизни старого мира. И, сознавая, насколько рискованны подобные ходы, Павел указывает на самого себя (и на своих близких сотрудников) как на пример этого нового образа жизни. Люди, которых он обратил в христианство, никогда ранее не видели ничего подобного, и потому им нужно держать в мыслях и воспоминаниях доступные образцы:
