На самом деле, как это происходит со всеми добродетелями, если ты начинаешь учить язык — а особенно если ты пытаешься говорить на нем в группах вместе с теми, кто его также осваивает, — ты понимаешь, что эта задача выполнима, так что новый язык и в самом деле постепенно становится твоей «второй природой», спонтанностью второго порядка, и это знают опытные актеры, футболисты или джазмены, которые освоили трудное искусство коллективной импровизации. К сожалению, мы все слишком привыкли к тому, что каждый «следует естественным порывам», а одновременно сильные и жестокие лидеры прокладывают себе дорогу к власти, так что организации колеблются, переходя от тирании к хаосу и обратно, и люди, которые подчиняются другим просто от страха, не высовываются, полагая, что они ведут себя «смиренно». И все это опять же мерзкая пародия на то, о чем говорил Павел.
Самый развернутый и настойчивый призыв Павла к единству мы найдем в Первом послании к Коринфянам. Все это послание говорит о том, какие привычки ума и сердца необходимо освоить, чтобы достичь полного единства в разнообразии и поддерживать это единство. И снова мы видим, что дело здесь не сводится к «правилам» — хотя, как мы говорили, правила иногда помогают людям держаться нужного направления и позволяют проверить, не сбились ли они с пути. Скорее, Павел призывает коринфян мыслить и действовать в согласии с Духом Иисуса Христа таким образом, чтобы быстро выявить и искоренить все те вещи, что ставят под угрозу единство. Культ выдающихся людей, сексуальная безнравственность, судебные тяжбы, споры о культурных отличиях, участие в языческих обрядах, разделение между богатыми и бедными, особенно на Вечере Господней, гордость и зависть, связанные с духовными дарами, хаотичное богослужение, непонимание сути Евангелия. Это краткое оглавление Первого послания к Коринфянам, и, думая о каждой проблеме, Павел призывает аудиторию развивать привычки общинной жизни, которые позволят ее разрешить, а также богословское понимание, на котором все они основаны, — в частности, учение о мудрости креста, переворачивающей все вверх ногами. Оно пронизывает все послание с самого начала, а удивительная надежда воскресения, контуры которой вырисовываются все яснее, звучит в каждой теме, поднятой Павлом, и затем во всей полноте развертывается в главе 15.
Разумеется, на этом послании вся эта история не заканчивается. Как можно понять из Второго послания к Коринфянам, ситуация стала намного хуже, так что Павлу самому пришлось служить примером пути самоуничижения креста, чтобы восстановить церковь в Коринфе и свои апостольские отношения с ней на основе самого Иисуса Христа, распятого и воскресшего. И это совершенно ясно показывает нам, что такие привычки сердца нелегко усвоить и что каждая христианская община и все ее руководители призваны усваивать их все глубже и глубже. И мы также видим» что, независимо от старания людей усвоить эти привычки, могут возникать ситуации, которые ставят христиан перед выбором: либо усвоить их еще глубже, либо отказаться от этого вообще.
Как бы там ни было, именно в контексте этих сложных пастырских и богословских тем Павел яснее всего выразил свои представления о единстве тела, состоящего из верующих. В самом начале (1:13) он бросает слушателям вызов: неужели, говорит он, Христос разделился — а это следует из ваших раздоров — и говорит суровые слова о тех, кто разрушает единство церкви, которая есть новый Храм Божий (3:16–17), а затем постоянно возвращается к этой теме по мере того, как послание неспешно движется к своей кульминации. Как одно тело состоит из многих членов, так и вы должны жить в Мессии.
Новый образ жизни
Читая у Павла слова о церкви как «теле Мессии» в главе 12 Первого послания к Коринфянам, мы рискуем совершить одну распространенную ошибку: предположить, что образ человеческого тела здесь — просто расхожая и довольно случайная метафора, с помощью которой апостол хочет указать на разнообразие даров при единой цели. В таком случае он мог бы с не меньшим успехом говорить о слоне, чье тело состоит из еще более удивительных частей, или о частях корабля с их различными функциями, или об автомобиле (ладно, в его мире следовало бы говорить о колеснице). Можно найти самые разные образы, чтобы описать это многообразие в единстве и единство в многообразии. Почему ему понадобилось именно человеческое тело?
Прежде всего, сам Иисус Мессия был и остается человеком. И о тех, кто принадлежит ему, стоит мыслить подобным образом. Но это достаточно поверхностное объяснение. Подлинный ответ, который мы можем найти в других местах данного послания или где–то еще у Павла, основан на том, что он видит в церкви обновленное и искупленное человечество. Вот почему он счел подходящей именно такую метафору — или, если хотите, не только метафору, но и метонимию. Это описание того, каким должно стать новое человечество и как оно должно действовать. Здесь человеческое тело не просто случайная иллюстрация. Этот образ сразу указывает нам на самую суть дела.
В том отрывке речь идет о «духовных дарах» — даре языков, пророчества, особого знания, уникальном даре особой веры и так далее. В следующей главе Павел торжественно заявит, что все эти дары ничего не значат без любви и что все они исчезнут, тогда как любовь останется. Отчасти об этом же он говорит и в главе 12: не беспокойтесь о том, обладаете вы таким–то даром или нет, но поймите, что все эти дары исходят из одного источника (стихи 4–11) и все они зависят один от другого, подобно ноге, руке и глазу в теле (стихи 14–26). Задача жить как единое тело — задача жить как новый человек. Когда Дух Иисуса Мессии приходит и вселяется в христиан, в каждого из них и во всю общину, перед ними открывается возможность — всем вместе — стать тем местом, где его подлинная человеческая жизнь может реально и материально продолжаться в рамках жизни нынешнего мира.
Неудивительно, что единство церкви требует такого напряжения и столь трудно — как в Коринфе в I веке, так и в запутавшемся мире в XXI веке. Неудивительно, что мы видим так много низкопробных пародий на это единство — и в виде навязанного конформизма при тоталитарном церковном управлении, и в виде поверхностной радости в малой группе, состоящей из единомышленников. Подобные виды «единства» представляют собой лишь бегство от подлинной и великой задачи — позволить важнейшим христианским добродетелям, вере, надежде и любви, и плоду Духа, то есть любви, радости, миру, великодушию, доброте, щедрости, верности, кротости и воздержанию, определять наши взаимоотношения, открывая под их действием в нашей жизни общинные добродетели взаимного подчинения и взаимного признания данных Богом даров управления, учительства и так далее.
Именно о том же самом Павел говорит и в другом отрывке, который нам стоит поставить рядом с главой 12 Первого послания к Коринфянам. Речь идет о Послании к Ефесянам 4:1–16. Данный текст ясно показывает, что единство, над которым призваны трудиться христиане, отнюдь не сводится к прагматичному признанию того, что все мы разные, после чего, пожав плечами, мы продолжаем заниматься своим делом, не вмешиваясь в чужие дела, но это богатое и разностороннее единство, которое позволяет церкви двигаться к зрелости, оставляя позади — как о том говорится в главе 13 Первого послания к Коринфянам, однако здесь это задача нынешнего времени! — младенческое несовершенство, которое в противном случае станет устойчивым качеством и сделает церковь уязвимой:
