Рыжий гигант благодарно ей улыбнулся.
Едва захлопнулась входная дверь, заглушив счастливый смех и болтовню Сони, как Полина встрепенулась, перебралась на краешек дивана, глянула на Лиду широко распахнутыми и оттого еще более прекрасными глазами:
– Лида, я… я п-поражена твоим п-поступком. И мне с-стыдно. Я даже не п-посмела п-прийти к тебе раньше…
– Да почему тебе стыдно? Если из-за той истории в раздевалке, то за нее ты уже извинялась.
– Н-не только это. Я… осуждала т-тебя. Думала, ты наддменная и на людей т-тебе н-наплевать.
Лида ограничилась неопределенным пожатием плечами. Потом спросила, чтобы замять неловкость:
– А твои не будут волноваться, что ты так долго? Или ты их предупредила?
Лицо Полины вдруг удивительным образом изменилось, стало злым и далеко не таким красивым. Губы скривились, и она процедила:
– Им н-наплевать. Они и н-не знают, г-где я вообще.
– Как это? – поразилась Лида.
– Они за г-городом живут. Ая – в г-городской к-квартире.
– Что, одна?!
– Н-нет, конечно. У меня т-типа гувернантка постоянная, живет со мной.
– Ясно.
– Она, к-конечно, н-названивала. – Полина хлопнула по карману школьного жакета, где, видимо, лежал телефон. – М-может, уже родителям сообщила, н-не знаю. Т-только они все равно н-не п-помчатся сюда…
– У вас неважные отношения?
– Н-нормальные отношения! П-просто им д-дочь-заика не нужна, вот и все. У н-них еще одна есть, удачная. А м-меня – с-с глаз долой.
Полина тряслась с ног до головы, и Лида испугалась, что у одноклассницы сейчас начнется истерика. Но девушка совладала с собой, поморгала длиннющими ресницами, загоняя назад злые слезы, и вдруг улыбнулась ясной и почти веселой улыбкой:
– А меня ведь п-пригласили в группу, ну, п-помнишь?
– В «Вечников»? – встрепенулась Лида. – Доминика дала рекомендацию?
– Н-нет, я с-спрашивала, она – нет. П-просто вдруг написали, п-попросили о себе рассказать. К-короткое эссе. А п-потом фамилия появилась в списке участников.
– Не страшно было писать о себе неизвестно кому? Мало ли какие там маньяки сидят.
– Ой, п-перестань! – скривилась Полина. – Чушь это.
– Как знаешь, – чуточку оскорбилась Лида. – Ну, приняли в группу, здорово, дальше что?
– Если п-повезет плюс б-буду активной, п-попаду на сейшен.
– Ага, я в курсе.
– Эт-то моя мечта. П-призы всякие меня не волнуют. Т-только т-тренинги, – рассказывала Полина. Прежде Лида никогда не видела ее счастливой, когда приходилось открывать рот. – Ты п-посмотри в интернете – все орут с этих с-сейшенов.
– А не жалуется никто? В смысле, там ничего не случалось такого, ну, опасного?
Полина картинно закатила глаза:
– Т-ты как старушка п-прямо! Всего б-боишься.
– Уж какая есть, – вздохнула Лида. – Слушай, у меня тут просьба к тебе… только не удивляйся. В общем, ты и твоя гувернантка не будете против, если я у вас пару дней поживу?
Полина изумленно распахнула глаза:
– 3-зачем т-тебе?
– Ну, может сложиться такая ситуация, что мне придется слинять отсюда в темпе. Ненадолго.
– Но п-почему? У тебя б-брат классный.
– Меня старушкой называешь, а сама до всего докапываешься, – сердито надулась Лида. – Если не можешь помочь, так и скажи.
Полина изящно махнула рукой, давая понять, что вопрос решен:
– П-приходи и живи с-сколько надо. Я же п-понимаю, у всех с-свои заморочки. Гувернантка и с-слова не с-скажет, она м-место боится п-потерять.
И тут заскрежетал ключ в замке, вернулся Лазарь. Пока он разувался в прихожей, Полина шустро записала на клочке бумаги свой адрес и на вошедшего в комнату парня глянула как-то подозрительно. Словно засомневалась, брат ли он Лиде на самом деле и не стоит ли за всем этим какая-то темная история. На предложение проводить до дома надменно ответила, что у нее, в отличие от Сони, родительский водитель всегда под рукой.
Последующие три дня прошли для Лиды в судорожных попытках определить стратегию поведения. Это было нелегко: она то снова начинала спорить с другом насчет отъезда, то вроде как с большим скрипом соглашалась, при этом всем своим видом давая понять, что, конечно, кое-что замышляет – но это уже после, за границей, когда Лазарь не сумеет ей помешать. Врать и хитрить было противно до тошноты.
Наконец наступил тот роковой день, когда названый брат недрогнувшей рукой собрал ее документы и уехал решать вопрос с загранпаспортом. Тут уж девушка не стала терять времени. Прежде всего, проковыляв на кухню, отыскала в посудном шкафу самый большой нож и безжалостно всадила его в гипсовый сапог на ноге. Сорвав его, попробовала ступить на ногу – та, конечно, была еще немного вялой и слабой до дрожи, но по ощущениям совершенно здоровой.
Засунув гипс в угол и на прощание показав ему кулак, Лида присела к столу – писать другу прощальную записку.
«Лазарь, пожалуйста, прости меня, как ты всегда прощал, – старательно выводила она на тетрадном листке. – Но я никак не могу сейчас уехать, и для меня это тоже – вопрос чести. Я чувствую себя ужасно виноватой. Вы жили прекрасно, пока не встретили меня. Не понимаю, как вышло, что я все разрушила и разлучила вас. Но если есть хоть малейшая надежда все исправить – я хочу это сделать. Зачем мне жизнь, тем более вечная, если я не спасу самых близких мне людей?»
В этом месте Лида шмыгнула носом, подавила острый приступ жалости к себе и поспешила сменить тон письма на более жизнеутверждающий:
«Обещаю, что буду беречь себя. Постараюсь присылать тебе весточки, что жива и здорова. Только, наверное, с разных телефонов, а то ты снова договоришься с нужными людьми и выследишь меня по номеру. Очень люблю тебя. Лида».
Засмущавшись, она поспешно свернула записку в небольшой квадратик и сунула ее под солонку в центре стола. Потом собрала вещи по давно составленному в голове списку и вышла из квартиры.
Улица ошеломила ее шумом и подоспевшим наконец декабрьским кусачим морозом, к которому девушка не сообразила подготовиться. Она едва не бросилась обратно в квартиру – искать одежду потеплее, но затем решила не терять времени и не рисковать лишний раз.
Из маленького магазинчика на углу она позвонила Полине. Та ответила не слишком довольным тоном – начинался урок, а Лида и думать забыла о школе.
– Адрес п-помнишь? – прошипела она в трубку. – Вот и иди, Ира в к-курсе.
Ирой, вероятно, звали ее домашнюю учительницу.
Нога держалась молодцом, разве что время от времени норовила прогнуться не в ту сторону. Короткими перебежками, то и дело озираясь, Лида добралась до Среднего проспекта.
