— Дорогой Иван Алексеевич, — слегка волнуясь, начал гость. — Я долго готовился к нашей встрече, придумывал разные слова… Теперь вот вижу вас, и все они кажутся мне неуместными, глупыми… вы меня понимаете?
Доктор механически кивнул и широко улыбнулся, разведя руками: дескать, виноват. Хотя, и в самом деле, глупых слов сказать можно очень много…
— Так вот, важно только одно: сегодня у нас день рождения. Годовщина выздоровления! Не знаю, как сложится его жизнь, доктор, но Костя запомнит это, вы меня понимаете? Это чудо. И случилось оно благодаря вам.
— Гм, ну что вы, — привычно стал возражать Рукавишников, — поверьте, весь персонал…
Посетитель нетерпеливо поерзал в кресле, впрочем не сводя с доктора проникновенного взгляда.
— Да-да-да, я все прекрасно понимаю, но я наводил справки еще тогда, и потом тоже — персонал тут ни при чем! Я не знаю никакого персонала, вы меня понимаете?.. Есть вы и я, и день рождения Кости, вот так, то есть нет — еще Тамара, жена, вы меня понимаете? Вы ей подарили второй день рождения сына. Ну то есть нам троим…
Доктор растерялся, не зная, что и возразить. Носик же продолжал наступление:
— Скоро мертвый час закончится, а я хочу успеть…
— Тихий… Тихий час!
— Да? Все время путаю, простите. И вот что, Иван Алексеевич… Вы разумный человек и должны понять нас правильно: мы очень хотим, чтобы вы и ваша семья приняли наш подарок. Только ничего не говорите, пожалуйста… Вы дослушайте, — взмолился толстячок, увидев протестующий жест доктора. — Только дослушайте! А потом я уйду сразу — мы с Костиком уйдем сразу, как только дослушаете, вы меня понимаете?..
Рукавишников уже не реагировал на это «вы меня понимаете». Он попробовал представить себе, что такое мог иметь в виду этот Носик, говоря о подарке, о чем нужно говорить с такой странной прелюдией. Ну что? Явно не коньяк… Велосипед с тридцатью скоростями? Холодильник? Ноутбук?
Доктор улыбнулся: подсознание выбросило набор из трех предметов, и в каждом из них он в некотором роде нуждался. Ну, велосипед — это дань мальчишеству, все-таки ему уже тридцать пять. А вот старый холодильник «ЗИЛ-Москва» гудит, зараза, и широковат для их кухни. А ноутбук — это, извините, необходимость. Его отсутствие больно задевало мужское самолюбие доктора, хотя он вовсе не страдал из-за отсутствия того же автомобиля, например. Ноутбук нужен — и точка… М-да-а, ну и о чем же речь все-таки?
Посетитель выждал паузу — и в одну минуту изложил все, с чем он пришел к доктору в день рождения своего сына:
— Мы просим вас принять в дар часть моего фамильного наследства: домик в деревне. Это под Москвой, рядом с Серпуховом. Большой дом, теплый, рядом заповедник, места удивительные: Ока, лес… Я уже и ремонт в нем сделал… Я вам после все объясню. Я позвоню вам и объясню… Костик! — позвал он сына, едва договорив, и проворно поднялся с кресла.
Мальчика, видимо, игра не так уж и увлекала — он тут же от нее оторвался и подбежал к отцу.
— Ну, сынок, скажи Иван Алексеичу «до свидания». И запомни этот день на всю жизнь. Ты меня понимаешь? До свидания, доктор…
— До свидания, Иван Алексеевить, я вас ни за сто не забуду, — искренне проговорил мальчик.
И только когда за посетителями закрылась дверь, когда гудящий на весь этаж лифт увез Носиков из отделения, доктор увидел на столе толстый конверт. «Ивану Алексеевичу» — было написано на конверте неровными крупными буквами. «От Носика», — понял доктор и только и смог, что пошевелить губами, словно желая что-то сказать…
В коридоре послышались детские голоса. Тихий час закончился.
Глава 3
Ольга-Олюшка
«Это, в конце концов, ни в какие ворота не лезет! Просто черт знает что!» — думал доктор, возвращаясь с работы.
Не то что бы Рукавишников был против подарков — эта пора миновала давным-давно, когда он проходил интернатуру. И убедили его не резоны тогдашних коллег — мол, нельзя отказывать больным в возможности выразить свою благодарность. Убедила его семидесятилетняя старушенция Пелагея — как там ее? — то ли Ниловна, то ли Никитична.
Бабулька была чудная. Эдакий божий одуванчик с сухонькой головкой на тонкой морщинистой шее. Иван до сих пор помнил и ее прозрачно-голубые, совсем как у младенца, глаза, и робкую беспомощную улыбку. При выписке она принесла ему длинную связку сушеных боровиков. «Сама собирала, не побрезгуй, милай», — прошамкала бабка.
А когда он попытался объяснить Пелагее Никитичне-Ниловне, что ничего и никогда не берет, что, дескать, у него принципы, позиция и все такое прочее, бабушка молча заплакала. И столько горя и непонимания было в ее младенческих глазах, что махнул он тогда рукой на свои, будь они неладны, принципы и взял подношение. А потом поил Никитичну-Ниловну чаем, а та приговаривала: «Ой, спасибочки, доктор. Не обидел, уважил старую».
Много чего приходилось с тех пор принимать ему от благодарных пациентов, но чтобы такое…
Иван Алексеевич опустил руку в карман. Ключ, что оставил ему в конверте безумный Носик, был на месте. Тут же лежала и записка с указанием адреса дома под Серпуховом и телефона дарителя.
Днем, в ординаторской, он первым делом принялся названивать по указанному в записке номеру. Но, увы!
«Абонент не отвечает или временно недоступен», — талдычил голос в телефонной трубке.
«Ну и бог с ним, — подумал Рукавишников, подъезжая к Ясенево, — не сегодня-завтра Носик объявится, верну ему ключ, и вся эта дурацкая история будет забыта».
С этими мыслями он выкинул дневное происшествие из головы и принялся обдумывать, что бы такое купить своей Ольге-Олюшке в честь так неожиданно и так кстати полученной сегодня премии. Подарки детям уже куплены. А вот что подарить любимой…
Не часто, нет, не часто удавалось ему побаловать жену. А ведь кого, как не ее, и баловать! По правде сказать, таких женщин, как его Оля, Иван в своей жизни не встречал. И дело не в том, что она, выйдя замуж почти девчонкой, очень скоро сумела стать настоящей хозяйкой, женой и матерью. Была в его Оле какая-то удивительная легкость, благодаря которой проблемы и неурядицы будто обходили их дом. То есть они, конечно, случались, проблемы, как же без них, но не разъедали сердцевину их жизни, не касались ее.
Они просто были, как дождь, снег и ветер. А потом их не было. И семья Рукавишниковых, его семья, шагала и шагала себе предписанными где-то в небесных канцеляриях путями.
«Или скакала», — усмехнулся Рукавишников, вспомнив, как недавно его Ольга с детьми на спор прыгала на одной ножке от магазина до дома.
Елки-палки! Как же он мог забыть?! Именно в тот день Оля без конца твердила, что в «Сатириконе» дают «Макбета», и как это, наверное, здорово, и хорошо бы посмотреть.
Значит, подарок пока откладывается. Он купит билеты и тогда…
Представляя, как обрадуется жена, как захлопает в ладоши, точно девчонка, Рукавишников незаметно подошел к дому.
