— Не знаю… Наверное… — смущенно залепетала Настя.
— Твои, твои! Вчерашняя бурда с шерстью! Ты нарочно мне ее подсунула! — начал заводиться Никита. Он сжал подоконник с такой силой, что пальцы побелели.
— Ничего подобного! — запротестовала Настя. — Я тебя не заставляла! Ты сам захотел попробовать!
— Исправляй теперь! Делай что хочешь, но чтобы у меня сегодня же были нормальные волосы! И лицо! Поняла?
— И как же, интересно, я это сделаю? — воскликнула Настя. Было обидно, что собеседник как будто специально не замечает ее мучений.
— Как хочешь! Сумела сотворить, сумей исправить!
— А если не сумею, то что? — Настя тоже начала сердиться.
— Сумеешь, сумеешь!
— А если нет? Что тогда?
— Тогда… тогда… Тогда вот что!
Никита схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. «Напор и натиск! — вспомнил он совет Михи. — Интересно, видит ли его сейчас друг?»
Шум в рекреации стих.
— Ой, мамочки! — донеслось из противоположного угла.
— Если она скажет это еще раз, я ее придушу, — пообещал Никита, снова потянувшись к Насте.
Звук пощечины нарушил тишину.
— Скажешь, я тебя опять заставляла? — процедила Настя, гневно сверкая глазами. — И не смей больше приближаться ко мне, понял?
Краем глаза она заметила во взгляде Вики одобрение.
А потом раздался голос дежурного учителя:
— Коваленко, Абашина, к завучу с дневниками! Немедленно!
— Никита, сними шапку, — начала разнос завуч Евгения Федоровна.
— Не хочу, — угрюмо буркнул нарушитель дисциплины.
— Сними, говорят тебе! В школе надо находиться без головного убора! Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнула она, когда приказ был выполнен. А потом продолжила: — Дорогие мои! Вы что же это устраиваете, а? От вас уже вся школа дрожит!
Никита и Настя молчали, глядя в разные стороны.
— И кто бы хулиганил, а? Ладно, Цыганков и Романов. Ну, в крайнем случае, Веревкин. Но вы! Гордость школы Никита Коваленко. Разумная, спокойная девочка Абашина Анастасия. От вас я такого никак не ожидала!
Нарушители дисциплины продолжали угрюмо молчать.
— И ведь что вытворяете, а? Страшно сказать! Я понимаю, Цыганков доску на колесиках в школу принес, устроил массовые катания — тут все ясно, на то он и хулиган, чтобы безобразничать. А вы? Эти вызывающие прически, макияж. И совершенно недопустимое поведение! Я, конечно, не ханжа, сама понимаю, любовь и все такое…
— Нет никакой любви! — одновременно воскликнули Никита и Настя, в первый раз нарушив тишину.
— Ну, вот я о том и говорю… Я прекрасно знаю, как это бывает в вашем возрасте. Не вы первые, не вы последние! Но зачем же целоваться на перемене? На глазах у остальных? Там же, между прочим, начальная школа была! Хоть бы малышей постеснялись!
Несмотря на злость, Никиту начал разбирать смех.
— И твоя прическа, Коваленко. Разве можно мальчику носить так волосы? В уставе школы записано: «Учащимся предписывается аккуратная стрижка с естественным цветом волос». А ты чего удумал? Завивку сделал, покрасился!
— Я не красился! — возмутился Никита. — И не завивался!
— Ну, так, значит, парик надел? — завуч наклонилась и так сильно дернула Никиту за волосы, что парень скривился от боли. — Приклеил, что ли? Тем хуже! Это просто вопиющее издевательство!
Настя вдруг как-то странно булькнула, не то чихнула, не то хрюкнула и, пробормотав «извините», быстро выбежала из кабинета. Из коридора донеслись взрывы хохота.
— Так, ладно, все. Иди посмотри, что там с Абашиной? По-моему, у нее истерика. А дневничок-то оставь! Зайдешь после уроков. И подруга твоя пусть зайдет.
— Она не моя! — снова обиженно вскинулся Никита.
— Конечно, конечно, — усмехнувшись, закивала завуч. — Ну так я и говорю — пусть зайдет!
Никита с облегчением выскользнул в коридор, догнал Настю. Она взглянула на него и снова захохотала — да так заразительно, что Никита тоже не смог удержаться от смеха.
— Как… она… тебя… за волосы оттаскала! — заливалась Настя. Схватив Никиту за волосы, она тоже несколько раз дернула. — Да, здорово ты парик приклеил!
— Разве можно мальчику носить так волосы? — передразнил Никита. — Слушай, ты извини меня… за поцелуй на перемене, — он и сам удивился, как легко у него вышло.
— Ладно, на первый раз прощаю, — смилостивилась Настя. — Но если в следующий раз ты посмеешь это сделать без моего разрешения…
— Значит, с разрешением можно? — обрадовался Никита. — Ловлю на слове!
Но Настя и сама поняла свою оплошность. Покраснев, она в сердцах пробормотала:
— Знаешь, если ты мне валентинку послал, это еще ничего не значит!
— Валентинку? — растерялся парень. — Я? Тебе? Но я ничего не посылал! Ведь это же ты мне написала!
— Я?! — оторопела Настя. — Да никогда! Как ты мог такое подумать? Кто я тебе, по-твоему?
— Ты? Фея, — вырвалось у Никиты, о чем он тут же пожалел — черные брови Насти грозно сошлись над переносицей.
— А говоришь — не писал! Эх, ты, супермен! Оказывается, ты еще и трус к тому же!
— Ну, знаешь! Ты сама врешь, что не писала! Откуда ты знаешь, что там было?
— Ничего я не знаю и знать не хочу! И вообще, что ты привязался ко мне? Три дня проходу не даешь!
— Это я тебе не даю?! Да это ты меня уже достала! Посмотри, кого ты из меня сделала!
— Никого я из тебя не делала! Ты такой, какой есть! И если у тебя проблемы, нечего их вешать на других!
В пылу спора они не замечали, что перемена давно кончилась, что они одни стоят и орут на весь коридор.
— Та-а-ак, — завуч возникла рядом совершенно незаметно. — Как видно, принятые меры на вас совершенно не подействовали. Придется закрутить гайки!
— Не надо гайки, Евгения Федоровна! — взмолился Никита. — Я и так переживаю из-за всего этого, — он показал на волосы. — Вы просто простите нас, хорошо?
— Да, Евгения Федоровна! — присоединилась к Никите Настя. — Мы очень, очень виноваты и просим у вас извинения.
— Ну… ладно, — неуверенно проговорила завуч. — Вы, я вижу, вполне искренне раскаялись. Только этого мало! Ты, Коваленко, должен изменить прическу, а ты, Абашина, никогда не позволяй молодым людям вести себя так!
— Конечно, конечно, Евгения Федоровна! — обрадованно закивала провинившаяся парочка. — Спасибо!
— Дневники не забудьте забрать! — напомнила учительница.
Но спор на этом не закончился. Выяснение отношений продолжилось и после уроков.
