— Но он же, кажется, утонул! — нанесла очередной выпад я.
— Дело не в бумажке, а в принципах! — ответила на мою реплику Каринка. — И вообще, с тобой невозможно иметь дело! Ты нас чуть не выдала. Чуть не проболталась о машине, об аварии… Разве можно было все это говорить?
— Я ничего и не сказала! — возмутилась я.
— Только потому, что я тебя все время останавливала! И вообще, зря ты на него глаз положила. У такого наверняка есть девчонка!
— Ну и что? Если захочу — отобью его!
— Ах, вот как? А может, это я захочу?
15.00
От разгоравшейся ссоры нас спас появившийся Вовик.
— Эй, вы что, забыли обо мне? — воскликнул он вместо приветствия. — А я вам такое хочу показать, такое! А че это вы в очках и на себя не похожи?
— Не твое дело! Ну? Чего тебе? — Каринка встретила брата весьма неласково.
— Посмотрите, что я там нашел! — Вовик протянул нам фотографию, вставленную в темно-бордовую рамочку.
Я нехотя взяла снимок, вгляделась… и ахнула, не веря своим глазам.
— Ты только посмотри, кто это! — передала я рамку Каринке. — Узнаешь?
— Еще бы не узнать! — буркнула подруга, недовольно качая головой.
— А вы прочитайте, что там написано! — Вовик приплясывал от возбуждения.
Каринка вынула снимок из рамки, мы склонились над фотографией…
«Любимому в день годовщины встречи от возлюбленной Ларисы», — гласила надпись на обратной стороне карточки, где была изображена не кто иная, как та самая девица, которую мы встретили на дороге. Та, которая врет своему парню! Получается, что этим бедолагой был Гена?!
Позабыв о недавних распрях, мы с Каринкой переглянулись.
— «Возлюбленная Лариса!» Вот гадина!
— Точно! — согласилась я. — И как это земля таких носит!
— Надо ему обо всем рассказать, — вздохнула подруга.
— Ты думаешь? — усомнилась я. — Мне кажется, это не наше дело.
— Да? А ты помнишь, что она сказала? Что не любит его, а только использует! Представляешь, что его ждет? Мы должны, просто обязаны его предупредить! Пойдешь со мной?
Я покачала головой, показывая на груду посуды:
— Надо вымыть все это, да и Вовика накормить не помешает.
Каринка ушла, мы с ее братом остались вдвоем.
— Наконец-то ты о еде вспомнила! А что у нас сегодня на завтрак?
— Бутерброды, салаты, мороженое…
— Мороженое?! Ух ты! Клево! А можно, я здесь навсегда жить останусь?
Пока я накладывала ему угощение, парнишка тараторил без умолку, сообщив все, что ему удалось узнать о пансионате. Оказывается, он проснулся довольно давно и, пока мы знакомились и завтракали с Геной, уже успел побывать в самых дальних закоулках.
— Представляешь, у них здесь целых три бассейна! — рассказывал мальчишка, возбужденно размахивая руками, отчего капли мороженого разлетались в разные стороны. — Один большой, как у нас в Москве, а второй с горками и трубами, как в аквапарке. А в третьем — три фонтана и три водопада. И еще у них здесь есть четыре стола для настольного тенниса и огромный зал с баскетбольными корзинами! А внизу, под рестораном, — бильярд и еще один бар! Я их всего тут шесть штук насчитал, этих баров. Но этот — самый лучший!
Помыв посуду, я решила затереть грязные пятна на полу и уже налила ведро, когда в баре появилась Каринка.
— Ну что? Сказала? — бросив тряпку, я уставилась на подругу.
— Не смогла, — виновато вздохнула Каринка. — Он так готовится к свиданию… Советовался, как ему одеться… А потом мы говорили о музыке и как-то заболтались… У меня просто язык не повернулся испортить такой классный разговор! Эй, а что это ты собираешься делаешь с этим ведром?
— Мыть пол, — пробормотала я, краснея. — Надо же ему хоть чем-то помочь…
— Ты права! У тебя есть еще тряпка?
Чтобы очки не мешали, мы сняли их и положили рядом на ковер.
— Не хочешь к нам присоединиться? — предложила Каринка брату. — Тут твоих следов больше всего. И они — самые грязные.
— Еще чего! — фыркнул мальчишка. — Не мужское это дело!
Он спрыгнул с высокого стула и уже через мгновение стоял у выхода в коридор.
— А ну-ка стой! — строго окрикнула его Каринка. — Если уходишь, должен сообщать мне, куда и на сколько!
— Ничего я тебе не должен! — огрызнулся ребенок. — Заводи своих детей, у них и спрашивай.
— Будешь так разговаривать — еды больше не получишь! А о мороженом даже не мечтай! — вмешалась я.
— Ладно… — парень тут же скис. — Я хочу поискать, куда задевалась камера.
— Наверное, утонула вместе с машиной, — ухмыльнулась Каринка. — Только не вздумай искать то озеро! — тут же добавила она. — И вообще, не смей выходить из здания. И чтобы к обеду был здесь.
— А когда обед? — обернулся ко мне Каринкин брат.
— В семнадцать ноль-ноль, — твердо сказала я, радуясь, что у нас есть повод задержаться.
— Хорошо, обещаю… Марин, а ты мне дашь еще мороженого?
— Только после обеда! — не терпящим возражений тоном сообщила я.
— Это все? — Укрощенный братишка мялся в дверях.
— Все! Можешь быть свободен.
Ребенок пулей сорвался с места, и вскоре шаги юного «слоненка» затихли где-то вдалеке. А мы с Каринкой занялись уборкой.
— Интересно, почему это все парни так падки на фотомоделей? В них же ничего нет, кроме оболочки, — возмущалась Каринка, растирая по ковру пену. — В этой, Генкиной, например. Пустышка, каких мало! И стерва к тому же. — Каринка набросилась на пятно с такой яростью, словно оно было противной Генкиной девушкой.
— Вот-вот! К тому же такие совершенно неспособны на глубокие чувства, — поддакнула я.
— Не только на глубокие, но вообще ни на какие, — заявила Каринка. Казалось, она готова протереть ковер насквозь. — Вот эта, например. Бесчувственная рыба! Сосулька. Абсолютный ноль. Думаю, что и Евгенова новая тоже такая. Ноги до подбородка, а души — ноль! И у твоего Петюни тот же вариант, не сомневайся.
Болтая, я вдруг поняла, что могу обсуждать Петюню совершенно спокойно, без прежней боли. И вообще, все, случившиеся с нами вчера, казалось очень далеким. По моим ощущениям, злосчастное смс-сообщение пришло не меньше года назад! Я уже не чувствовала себя в пролете, наоборот, радовалась свободе и появившимся перспективам. А потом я вообще задвинула мысли о Петюне куда подальше, сосредоточившись на размышлениях о Гене. Мне было безумно жаль ни в чем не повинного парня, которого неизбежно ожидало страшное разочарование. Но в то же время какая-то часть моей души испытывала странное блаженство и умиротворение. Когда я покопалась в своих мыслях поглубже, то вынуждена была признать, что эти неподобающие чувства были вызваны перспективой «освобождения» Гены… А я буду первой, кто утешит его, протянет руку дружеской помощи. Ни на что другое я пока не буду претендовать, честное слово! Но потом… Кто знает, что будет потом…
