Анна пристально вглядывалась в него, пока рассвет вступал в свои права. Стали видны крыши домов, беспорядочная путаница башен и куполов. Слева от храма Святой Софии, на линии горизонта Анна рассмотрела четыре высокие, тонкие как иглы колонны, устремленные в небо. Она знала, что это памятники великим василевсам прошлого. Императорские дворцы тоже должны быть где-то там, а также Ипподром. Но Анна видела лишь тени да отблески белого мрамора то тут, то там, деревья и бесконечные крыши города, который был значительно больше Рима, Александрии, Иерусалима и Афин.
Теперь она отчетливо разглядела узкую полоску, уже заполненную судами. Анна с трудом различала извилистую береговую линию и что-то вроде гавани, заполненной частоколом мачт, покачивающимся в спокойных водах за волнорезами.
Небо постепенно бледнело, и на горизонте появился край ослепительно сверкающего диска. На севере изогнутый вход в Золотой Рог напоминал полоску расплавленной бронзы. Начиналось прекрасное весеннее утро.
Приближалась первая за сегодняшний день лодка. Волнуясь перед встречей с незнакомыми людьми, Анна шла вдоль края пирса, глядя на неподвижную воду у камней. Она увидела собственное отражение: спокойные глаза, подвижное лицо, высокие скулы и мягкий рот. Волосы обрезаны до подбородка. Они не были украшены, не были скрыты под покрывалом.
Легкая деревянная лодка, достаточно большая, чтобы выдержать полдюжины пассажиров, находилась на расстоянии менее ста ярдов. Гребцы боролись с жестким ветром и течением, своенравным и капризным в этом месте, в узком проливе между Европой и Азией. Анна глубоко вздохнула, почувствовав, как врезается в тело плотная нагрудная повязка и сползает специальная подушка, надетая на талию, чтобы скрыть женственные изгибы ее тела. Анна уже носила это одеяние, но сейчас чувствовала себя в нем неуклюжей. Она вздрогнула и плотнее закуталась в накидку.
– Нет, – сказал Лев за ее спиной.
– В чем дело? – Анна обернулась, чтобы взглянуть на него.
Лев был высоким, узкоплечим, с гладкими, как у юнца, щеками. Сейчас его круглое лицо было озабочено, брови нахмурены.
– Твои движения… – мягко ответил евнух. – Не реагируй на холод как женщина.
Анна отшатнулась, злясь на себя за такую глупую ошибку. Она всех их могла поставить под угрозу…
– Ты не передумала? – с сомнением спросила Симонис. – Еще не поздно…
– Я все исправлю, – убежденно произнесла Анна.
– Тебе нельзя ошибиться, Анастасий. – Лев нарочно назвал имя, которое выбрала Анна. – Иначе ты будешь наказан за этот маскарад как мужчина. То есть как евнух.
– Я буду предельно осторожна, – пообещала Анна.
Она знала, что будет сложно. Но по крайней мере одной женщине это уже удалось. Ее звали Марина, и она вступила в монастырскую общину под видом евнуха. Никто не узнал ее тайны до самой смерти.
Анна едва удержалась, чтобы не спросить у Льва, не хочет ли он вернуться, но это было бы оскорблением, которого он не заслуживал. И к тому же она должна наблюдать за ним, копировать его движения…
Лодка подошла к пристани, и молодой красивый гребец выпрямился с особой грацией человека, привычного к морской качке. Он закрепил канат вокруг стойки, затем спрыгнул на дощатый причал и улыбнулся.
Анна в самый последний момент удержалась от ответной улыбки. Она откинула плащ, и холод тотчас же пробрал ее до костей. Паромщик прошел мимо нее и подал руку Симонис, которая была старше, полнее и к тому же являлась, несомненно, женщиной. Анна шагнула следом за ней. Лев зашел в лодку последним, неся их скудную поклажу: ее драгоценные снадобья и инструменты. Гребец сел на весла, и они отчалили, отдавшись на волю течения.
Анна не оглянулась. Она оставила позади все, что было знакомо ей с детства, не зная, увидит ли это снова. Это не имело значения. Важна была лишь цель, которую ей предстояло достичь.
Они отошли довольно далеко от берега. Прямо из воды поднимались остатки волноотбойной стены, разрушенной латинянами-крестоносцами, которые семьдесят лет назад разграбили и сожгли город и изгнали его жителей
[1]. Анна смотрела на эту стену, такую огромную, словно ее сотворила сама природа, а не люди, и удивлялась, как кто-то вообще осмелился атаковать такую громадину – и при этом добился успеха.
Ухватившись за планширь, Анна поворачивалась на сиденье то влево, то вправо, чтобы получше рассмотреть величественный город. Казалось, люди застроили каждый уступ скалы, каждый холм, каждую бухточку. Крыши домов располагались так близко друг к другу, что казалось, будто можно шагнуть с одной на другую.
Лодочник улыбался: его позабавило удивление Анны. Она почувствовала, что ее щеки вспыхнули от стыда, и отвернулась.
Они подплыли достаточно близко к городу, и Анна смогла рассмотреть камни, заросшие сорняками дворы и черные подпалины, оставленные пожаром. Она была поражена тем, что разрушения выглядели довольно свежими, хотя прошло уже одиннадцать лет с тех пор, как в 1262 году Михаил Палеолог привел жителей Константинополя домой из провинций, куда их изгнали захватчики.
Теперь Анна тоже была в этом городе – впервые в жизни и с особой целью.
Лодочник напрягся, сражаясь с мощной волной, которую подняла прошедшая мимо триера, направлявшаяся в открытое море. У нее были высокие борта, три ряда весел, которые синхронно погружались в воду и поднимались на поверхность – и тогда капли, словно драгоценные камни, сверкали, стекая с мокрых лопастей. За триерой виднелись еще два судна почти правильной круглой формы. Моряки суетливо опускали паруса, спеша закрепить их, чтобы успеть бросить якорь в нужном месте. Анна пыталась угадать, пришли ли эти корабли с Черного моря и что они собирались делать в Константинополе.
За волнорезами море было спокойным. Где-то смеялись, и звук разносился над водой, заглушаемый плеском волн и криками чаек.
Лодочник направил лодку к набережной, и она легонько стукнулась о камни. Анна заплатила ему четыре медных фоллиса, всего на миг встретившись с ним взглядом, встала и ступила на берег, давая ему возможность помочь Симонис выбраться из лодки.
Следует нанять транспорт, чтобы перевезти сундуки, потом найти постоялый двор, где можно получить кров и пищу, до тех пор пока она не подыщет съемное жилье и не обзаведется лекарской практикой. Здесь Анне никто не мог помочь, никто не мог дать ей рекомендации. В Никее, древней величественной столице Вифинии, расположенной на юго-востоке, по другую сторону Босфора, было иначе. Там лучшей рекомендацией для Анны было доброе имя ее отца. Константинополь находился всего в одном дне пути оттуда, но Анне казалось, будто она очутилась в другом мире. У нее не было никого, кроме Льва и Симонис. Они были беззаветно преданы своей хозяйке и, даже зная правду, все равно последовали за ней.
Анна двинулась вперед, по истертым камням набережной, между тюками шерсти, коврами, сырым шелком, посудой, мраморными плитами, ценными породами древесины и небольшими мешочками, источавшими пряные ароматы. В воздухе витали и менее приятные запахи – рыбы, кож, навоза и человеческого пота.
