– Не может быть, – нетерпеливо возразил Виченце. – В противном случае он давно бы принял меры. Я хотел бы поставить императора в известность и попросить у него совета. – Он бросил на коллегу острый, холодный, полный неодобрения взгляд.
Паломбара улыбнулся – тоже без особого тепла.
– Его величество не станет рассказывать нам всего, что он знает, ваше высокопреосвященство.
Вряд ли Михаил привел бы свой народ обратно в Константинополь и обеспечил бы его безопасность, не зная природы человеческих страстей – и не умея ими управлять.
Анна с трудом сдержала улыбку. Это любопытно. Судя по всему, римляне не выступают единым фронтом – возможно, причиной тому личная вражда или столкновение амбиций.
Паломбара снова посмотрел на Михаила:
– Времени мало, ваше величество. Можем ли мы чем-то помочь? Есть ли лидеры, с которыми мы могли бы поговорить и разрешить некоторые из их опасений?
– Я уже беседовал с патриархом, – возразил Виченце. – Он превосходный человек, прекрасно все видит и понимает.
На мгновение по лицу Паломбары стало заметно, что ему было неизвестно об этой встрече. Но он сумел скрыть растерянность за улыбкой.
– Не думаю, что нам нужно сосредоточить внимание на патриархе, ваше высокопреосвященство. На самом деле я полагаю, что более всего Риму не доверяют монахи. Но, возможно, ваша информация отличается от моей?
На бледных щеках Виченце вспыхнули красные пятна; он был слишком взбешен, чтобы говорить.
Паломбара посмотрел на Михаила:
– Ваше величество, возможно, если бы мы с вами обсудили ситуацию, нам бы удалось найти общий язык с этими святыми людьми. Мы бы убедили их в том, что наши цели совпадают: все мы боремся против ислама, который, боюсь, подступает все ближе.
На этот раз на лице Михаила промелькнул интерес. Разговор продолжался еще минут двадцать, а потом легаты удалились, и вскоре после этого Анна тоже покинула императорские покои – ее наконец заметили и разрешили уйти.
Когда она подходила к парадному входу, ее окликнул Паломбара. На этот раз он был один. Легат смотрел на Анну с интересом, и ей неприятно было осознавать, что это связано с тем, что он еще не сталкивался с евнухами. Она вдруг остро осознала свою женскую сущность, почувствовала свое женское тело, спрятанное под одеждой, и испугалась, что Паломбара заметил вину в ее глазах. Возможно, для человека, которому кажется странным наличие третьего пола, ее маскарад покажется очевидным. Находит ли он ее женственной? Или просто думает о том, как изуродовали ее тело, отчего ее руки стали такими хрупкими, а шея и челюсти – тоньше, чем у мужчин? Нужно срочно что-то ему сказать, отвлечь его от размышлений.
– Вы увидите, что убедить монахов в превосходстве вашей доктрины – сложная задача, ваше высокопреосвященство. – Прежде Анна не замечала, что ее голос звучит по-женски, без сочных грудных модуляций, свойственных евнухам. – Они всю свою жизнь посвятили православной вере, – добавила она. – Некоторые из них совершают подвиг мученичества.
– Именно это ты скажешь императору? – спросил Паломбара, делая шаг ей навстречу.
Несмотря на епископское одеяние и на положенные легату регалии, в его фигуре чувствовалась особая мужественность, обычно не свойственная священникам. Анне захотелось сделать какой-нибудь жест, типичный для евнухов, чтобы напомнить о том, что она не женщина, но она не смогла придумать ничего такого, что не выглядело бы нелепым.
– Последний совет, который я ему дал, – пить настой ромашки, – ответила она и с радостью заметила недоумение на лице собеседника.
– С какой целью? – спросил Паломбара, зная, что она явно над ним потешается.
– Это расслабляет ум и помогает пищеварению, – ответила Анна. А затем, чтобы легат не подумал, будто император болен, добавила: – Я приходила помочь одному из евнухов – у него был жар. – Она вдруг осознала, что после долгой бессонной ночи ее далматика помята, а на лице залегла тень усталости. – Я провел с ним много часов, и, к счастью, кризис миновал. Теперь я свободен, могу идти навестить других пациентов. – И Анна направилась к двери.
– Лекарь императора, – произнес Паломбара, – ты выглядишь слишком молодым, чтобы брать на себя такую ответственность.
– Я действительно молод, – ответила Анна. – К счастью, у императора отменное здоровье.
– Ты пользуешь также дворцовых евнухов?
– Я не делаю различий между больными. – Она подняла брови. – Меня не волнует, римляне они или греки, мусульмане или евреи, если только их религиозные убеждения не влияют на лечение. Думаю, вы действуете так же. Или вы уже перестали справлять требы простых людей? Это объясняет ваше отношение к монахам, которые не хотят, чтобы их силой заставили подчиниться папскому престолу.
– Ты против унии, – заметил епископ с легкой иронией, как будто знал об этом и раньше. – Скажи почему? Неужели вопрос, исходит ли Святой Дух только от Бога-Отца или от Отца и Сына, стоит того, чтобы пожертвовать Константинополем и допустить, чтобы его снова разграбили?
Но Анна не желала уступать:
– Позвольте и мне быть таким же прямолинейным. Именно вы придете грабить наш город, а не мы явимся в Рим и предадим его огню и мечу. Почему этот вопрос так много для вас значит? Может ли он оправдать истребление целого народа ради вашего величия?
– Ты слишком суров, – мягко возразил епископ. – Мы не можем плыть из Рима в Акко, не останавливаясь где-то по пути, чтобы пополнить запасы пресной воды и провизии. Константинополь – очевидный выбор.
– И вы не можете посетить его, не разрушая? Именно это вы собираетесь сделать и с Иерусалимом, если победите сарацинов? Как благочестиво! – добавила Анна с сарказмом. – И, конечно, вы сделаете это во имя Христа. Вашего Христа, не моего – моего именно римляне и распяли. Это, похоже, входит у вас в привычку. Неужели одного раза вам было недостаточно?
Паломбара нахмурился. Его серые глаза удивленно распахнулись.
– Я и представить себе не мог, что евнухи такие страстные спорщики.
– Скорее всего, вы вообще не имели представления о них… нас…
Это была очень серьезная оговорка. Злил ли ее Паломбара из-за того, что был римлянином, или потому, что не мог принять ее пол как должное и этим заставлял острее осознавать свою ложь и утрату собственного статуса?
– Я начинаю понимать, как мало знаю о Византии, – тихо заметил легат; в глубине его глаз таились смех и любопытство. – Могу ли я обратиться к тебе, если мне понадобится лекарь?
– Если вы заболеете, вам необходимо позвать одного из своих единоверцев, – ответила Анна. – Вам понадобится скорее священник, а не травник. Я не умею врачевать грехи католиков.
– Разве не все грехи одинаковы? – спросил Паломбара с откровенной иронией.
– Совершенно одинаковы. Но некоторые из нас не воспринимают их как грехи, и я отвечаю за излечение болезни, а не за наложение епитимьи.
