– Да, – ответил венецианец. – Я посетил многие из тех мест, о которых вы мне говорили. И любовался такими панорамами, от которых можно потерять дар речи. Но ни одна из них не сравнится с видом, который открывается из ваших окон.
– Ты мне льстишь, – усмехнулась Зоя.
– Не вам – Константинополю, – с улыбкой поправил ее Джулиано, но его тон давал понять, что разница незначительна.
Зоя повернулась, чтобы взглянуть на него.
– Слишком жестоко держать тебя в неведении. – Она слегка пожала плечами. – Некоторые люди находят пауков красивыми. Но не я. Тонкая паутина, сплетенная для того, чтобы ловить мух, – это умно, но отвратительно.
Джулиано почувствовал, как его пульс участился. Сердце стучало так отчаянно, что ему казалось, будто это заметно. Возможно, его волнение все же не укрылось от Зои.
– Ты уверен, что хочешь это услышать? – тихо спросила она. – Это ведь не обязательно. Я могу забыть об этом и никому ничего не скажу.
У Джулиано пересохло во рту.
– Я хочу узнать правду.
В тот момент он был не уверен, что это действительно так, но если он сейчас отступит, то будет считать себя трусом.
– Агаллоны были прекрасной семьей, у них было две дочери, – начала Зоя. – Маддалена, твоя мать, сбежала из дома с венецианцем, капитаном корабля, Джованни Дандоло. Им казалось, что они любят друг друга. Но спустя год, или даже меньше, твоя мать бросила Джованни и вернулась в Никею, где вышла замуж за богатого византийца.
Тут нечему было удивляться: Джулиано предполагал нечто подобное.
И все же, услышав эти слова тут, в этой изысканной комнате, он почувствовал, как умирает надежда в его душе.
– Мне очень жаль, – тихо произнесла Зоя.
В приглушенном свете, падавшем из окна, ее морщины были почти не видны, и Джулиано подумал, что так она, должно быть, выглядела в молодости.
– Но, когда новый муж Маддалены узнал о том, что у нее есть сын, он выгнал ее. Он не собирался воспитывать чужого ребенка, особенно рожденного от венецианца. Этот человек потерял во время нашествия родителей и братьев. – Голос Зои дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. – Маддалена не захотела взваливать на себя такое бремя, как ребенок, поэтому отдала тебя в приют. Сведенья об этом дошли до твоего отца. Приехав в Константинополь, он разыскал тебя и увез с собой в Венецию. Не хотелось тебе об этом говорить, но ты и сам рано или поздно узнал бы правду. Теперь ты можешь забыть эту информацию и больше никогда не вспоминать.
Но это было невозможно. У Джулиано едва хватило сил на то, чтобы поблагодарить Зою. Поздно вечером он покинул ее дом и в темноте, почти на ощупь, отправился к себе.
Глава 40
Спустя три месяца Джулиано вернулся в Венецию, чтобы отчитаться перед дожем. Но еще важнее для него было вновь ощутить свою причастность, принадлежность к родному городу. Здесь его дом, здесь он был счастлив – но все же чувствовал, что часть его души осталась там, в другой стране.
Дож послал за Джулиано, и тот отправился для доклада к нему во дворец. Молодому человеку было немного непривычно видеть здесь Контарини, а не Тьеполо. Это было глупо: дожи ведь время от времени умирают, так же как папы и короли, и на смену им приходят новые. Но Тьеполо был дорог Джулиано, и он по-прежнему скучал по старику.
– Скажи мне правду, – попросил Контарини после того, как все формальности были соблюдены и секретарь оставил их одних.
Джулиано поведал дожу о глубине разногласий, с которыми столкнулся Михаил Палеолог. Контарини кивнул:
– Значит, Крестовый поход неизбежен.
Дож выглядел удовлетворенным. Несомненно, он думал о том, что корабельный лес уже заказан и даже частично оплачен.
– Думаю, да, – ответил Джулиано.
– А Константинополь восстанавливает свои береговые оборонительные укрепления? – поинтересовался Контарини.
– Да, но медленно, – сказал Джулиано. – Если новый Крестовый поход состоится в ближайшие два или три года, они не успеют.
– А его объявят в ближайшие два-три года? – требовательно спросил Контарини. – Нашим банкирам необходимы точные сведения. Мы не можем закупать корабельный лес и начинать строительство на своих верфях в надежде на то, что произойдет через много лет. В начале века мы бросили все силы на строительство кораблей для Четвертого крестового похода, и если бы у твоего прадеда не лопнуло терпение при общении с этими лицемерными византийцами с их бесконечными увертками, спорами и оправданиями, Венеция была бы разорена.
– Я знаю, – тихо согласился Джулиано.
Мотивы прадеда были ему ясны, но молодой человек продолжал испытывать стыд при воспоминании о пожарах и святотатстве. Он поднял голову и увидел, что Контарини пристально за ним наблюдает. Неужели мысли так явственно отразились на его лице?
– Что, если Михаилу все же удастся убедить свой народ? – спросил Джулиано.
Контарини на несколько минут задумался.
– Новый папа менее предсказуем, чем Григорий, – сказал он печально. – Он может не поверить в искренность императора Михаила. Католики увидят то, что им захочется увидеть.
Джулиано знал, что это правда. Он презирал себя за то, что делает, но выбора не было, он это чувствовал.
Контарини по-прежнему внимательно следил за Джулиано. Тяжелые веки дожа не позволяли рассмотреть выражение его глаз.
– Нашим корабелам нужно работать. Торговля должна процветать. Кто будет строить корабли, зависит от того, правильное ли решение мы примем, сможем ли все тщательно спланировать и рассчитать.
Джулиано догадывался, что собирается сказать дож, и почтительно ждал.
– Если Константинополь по-прежнему уязвим, – продолжал Контарини, – Карл Анжуйский поспешит ударить по нему, пока византийский император не вошел в полную силу. Чем дольше он будет ждать, тем труднее ему будет победить Византию. – Дож принялся вышагивать по похожему на шахматную доску мраморному полу. – В этом месяце Карл на Сицилии. Поезжай туда, Дандоло. Смотри, слушай и наблюдай. Папа сказал, что Крестовый поход будет объявлен в 1281-м или 1282-м году. Мы не сможем подготовиться раньше этого срока. Но ты говоришь, что Константинополь стремительно восстанавливается. Михаил очень умен. Кто же кого переиграет, француз византийца или византиец француза? Карл склонил на свою сторону Европу, обещая отвоевать для христиан Святую землю, не говоря уже о его непомерных амбициях. Но Михаил борется за выживание. Ему нет дела, захватим ли мы Иерусалим, если из-за этого пострадает его народ.
– Что я смогу узнать о планах короля, находясь на Сицилии? – резонно спросил Джулиано.
– Многие слабости человека больше всего заметны в его собственном доме, где он их не скрывает. Король двух Сицилий высокомерен и заносчив. Возвращайся через три месяца. Тебя обеспечат всем необходимым – деньгами, рекомендательными письмами, доверенностями.
