– Малдер? Кто такой Малдер? – спросила она.
– Никто, – буркнула я, прикидывая, настало ли время паниковать.
– Вот же он! – воскликнул Саша, показывая пальцем куда-то в небо. Я подняла взгляд и была вынуждена прикрыть глаза ладонью, такой яркий был свет. Но, разглядев то, на что указывал Сашка, я пожалела, что вообще вышла из дома. На надувной стене этого замка корпоративной экзекуции стоял мой драгоценный Апрель собственной персоной. Он осматривал пейзаж и своих жертв, не иначе.
– Малдер? – ухмыльнулась Оксана. – Наш психолог?
– Ну, это его так Фая зовет – ласково, любя, – осклабился Сашка. – Господи, как пива хочется.
– А еще спортсмен, – выпалила я, стараясь не обращать внимания на то, каким полным подозрений взглядом смотрит на меня Черная Королева. То на меня, то вверх, на Игоря, мать его, Вячеславовича. Я пыталась в срочном порядке придумать, как мне заткнуть Гусева и потихоньку сбежать из этой преисподней, когда настоящий черт подкрался незаметно, сзади.
– Слушай, Ромашка, – услышала я из-за спины и обернулась так резко, что толкнула в плечо Витю Постникова. – Эй-эй, осторожнее. Ты чего на людей бросаешься, Ромашина?
– Постников? Уйди, а?
– Ну, разве так здороваются со старыми знакомыми? Я больше скажу, с коллегами, с которыми ты вот-вот собираешься туда, на верную смерть. Ого, а вон и Цезарь, – и он показал пальцем на черно-оранжевое надувное чудовище с Апрелем наверху. – Эй, Игорь Вячеславович! Идущие на смерть приветствуют тебя!
– Постников, угомонись, – прошипела я, пока Постников махал ладонью моему Апрелю. Тот улыбнулся и помахал в ответ.
– Вот скажи, Ромашина, почему тимбилдинг никогда не включает в себя игры на бильярде? Так было бы хорошо! Или покер. Ведь отличная же игра. Вполне командная. Слушай, Фая, будь другом, замолви за меня словечко, по-братски, своему «благовредному»? Он же тебе все позволяет, все разрешает. Пусть твой Апрель меня от игр этих дурацких освободит? По дружбе, а?
– Твой Апрель? – переспросила Оксана, бросив еще один взгляд на стену надувного городка. Игорь смотрел на нас сверху, и глаза его были холодны и злы. Оксана повернулась ко мне и посмотрела совсем другим взглядом. – Немолодой человек? Да?
– Ну а что, разве молодой? – пробормотала я. – Тридцать три.
– Серьезно? – И Оксана отвернулась в сторону. Затем она повернулась обратно, словно желая что-то сказать, но не нашла слов и снова отвернулась.
– Оксана…
– Вы, Ромашина, просто полны сюрпризов, да? Действительно, как с вами соскучиться.
– Я хотела сказать раньше, только все как-то язык не доходил… – начала было я, но тут Оксана оборвала меня исчерпывающим жестом руки.
– Не трудитесь, это ведь не мое дело, верно? – С этими словами она повернулась и пошла прочь. Я увидела, что с другой стороны к нам идет Кирилл Берг. Он был хмур и сосредоточен, шел быстро.
– Оксана, я уеду после обеда. Мне нужно в Смоленск.
– Опять? – хмыкнула Оксана.
– Ты, конечно, как всегда, не полетишь со мной, – скорее сказал, чем спросил, Кирилл Берг так тихо, как только смог, чтобы я не услышала. Но я услышала все равно. Оксана посмотрела на меня, затем на Кирилла.
– Я должна еще закончить отчет. Ты знаешь, как сейчас много беготни, – ответила она.
– Скоро беготни станет еще больше, – спокойно ответил Кирилл Берг. – Мы запускаем новые станции, ты помнишь?
– Я, кстати, слышала, что ты вроде собирался лететь в Нефтеюганск, нет? – спросила Оксана. – Туда бы я с тобой полетела. Давно хотела посмотреть, как у нас там все организовано. Тем более пока лето.
– Ты бы полетела? – переспросил Берг удивленно.
– Пойдем, расскажешь мне все, – промурлыкала Оксана и взяла Кирилла под руку. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня она предпочла пойти к нему, чем остаться со мной. Я почувствовала, как кровь отливает от моих щек. Игорь тоже исчез из-за стены в недрах надувного города. И только моя верная подруга Машка стояла рядом и смотрела на меня со смесью сожаления и понимания.
– Ну что, программисты и прочие айтишники, не говоря уже о финансистах, – сказала Машка Горобец. – Пошли строить любовь. Только, чур, меня там, внутри, не бросать. Я буду для вас – как рядовой Райан. Меня обязательно надо спасти.
* * *
Тимбилдинг прошел просто ужасно. Куда чудовищнее, чем я его себе представляла. Игорь постарался на славу, и с превеликой неохотой я была вынуждена признать, что это было даже весело. Да! Стыд и позор, мне, истинному апологету сидячего образа жизни, рыцарю мерцающего экрана, понравилось бегать и суетиться на свежем воздухе. Мир перевернулся, реки вышли из берегов, а Машка Горобец хохотала, как сумасшедшая, глядя на то, как я, подпрыгивая на неустойчивой надувной платформе, пытаюсь ударить такой же надувной дубинкой визжащую красногубую бледную Панночку, ненавистную коллегу Машки из бухгалтерии. Интеллект победил, и Панночка слетела с платформы вниз. Вкус победы был сладок, а в завершение, как вишенка на торте, у Игоря и его маленьких троллей из фирмы по организации этого тимбилдинга были запланированы стрельбища.
Это приятный сюрприз, как оказалось. Об этом никто из наших не знал, это глубоко потрясло всех наших мужчин. И некоторых женщин – тоже. Сбросить пар, стреляя из пневматики по мишеням в виде монстров-зомби, террористов или клоунов – на выбор, – хотели почти все. К примеру, я никогда не видела нашу Яночку в таком состоянии. У нее от возбуждения аж дрожали руки. Пневматическая винтовка была чуть ли не больше ее самой, Яночка держала ее с трепетом обожания. Стреляла она неважно, но от каждого вылетевшего заряда получала такое море удовольствия, что в головы окружающих невольно закрадывались мысли о ее психологической стабильности. Ей дали пострелять «на пробу», до того как начался конкурс, но, чтобы отобрать у нее винтовку, пришлось приложить значительные усилия.
– Ничего себе у тебя бойфренд гений? – бросил мне Постников, разламывая винтовку пополам, чтобы перезарядить. Он впервые мне что-то говорил без всякого запрятанного между строк ехидного смысла.
– Он такой, – кивнула я.
Стрельбища были организованы по высшему слову науки и техники. Все мы были поделены на команды в соответствии с нашими трудовыми отношениями. Каждая команда возглавлялась руководителем отдела. Первыми стреляли безопасники, чтобы, так сказать, задать стандарт. Джонни-охранник стрелял неплохо для человека, чья служба в основном состоит в разгадывании сканвордов и трепотне на проходной. Лучше всего предсказуемо отстрелялся начальник безопасников Рустам Тимурович Вельдин. Этот с виду спокойный, малоулыбчивый, крайне уравновешенный мужчина работал в холдинге еще со времен потопа – то есть года эдак с 2009-го, когда Москву залило и машины плавали. Меня лично Рустам Тимурович пугал. Говорил он всегда тихо, размеренно, словно под какой-то метроном, и никогда не повышал голос. Двигался медленно, спокойными неторопливыми шагами. Никогда не бежал, не открывал резко дверь. Он вел себя так, словно постоянно разминировал сложное невидимое взрывное устройство. Я помню, как я пришла к нему за моим первым пропуском на территорию, и он устроил мне своего рода допрос. Он спрашивал о чем-то, я что-то отвечала, но меня не покидало ощущение, что он копается у меня в голове – несанкционированный сеанс телепатии. Потом я узнала, что Рустама Тимуровича знали и боялись многие. Ванька Шариков в свое время рассказывал, что Рустам Тимурович служил в горячей точке, где-то на Кавказе, и что там ему даже чуть не перерезали горло, и он вроде сбежал из плена и по горам пробирался обратно к своим. Все это были сказки, конечно, и никакого подтверждения их правдивости, но все вместе они окончательно отбивали какое бы там ни было желание ссориться с нашими безопасниками.
